18+
«Письмо четырехсот» – второе за последние полтора года открытое обращение ученых к главе государства. Академики РАН, член-корреспонденты Академии наук, доктора и кандидаты отметили следующие тревожные моменты. Финансирование институтов РАН сокращается который год подряд, «продолжается бессмысленная реструктуризация многих институтов, усиливается абсурдная бюрократизация управления наукой со стороны Федерального агентства научных организаций (ФАНО); наблюдается рост научной эмиграции из России молодого поколения ученых».
Реформирование РАН началось в 2013 году. Тогда тысячи ученых требовали от власти остановить развал отечественной науки. Сотни исследователей выходили на митинги протеста, но не были услышаны властями. Первое масштабное письмо на имя Владимира Путина подписали две сотни крупных российских ученых. Тогда они требовали фактически того же, что и сейчас: оставить науку в покое, избавить ее от бюрократии, дать независимость и дополнительное финансирование. Только так ученые могут решить поставленные государством и обществом задачи.
Но призыв услышан не был. Прошло полтора года, и академики снова забили тревогу. Теперь желающих поставить подпись под обращением стало в два раза больше. «Шторм» связался с двумя из подписантов обращения, чтобы выяснить: чего они хотят от президента, каковы их претензии к властям и что ждет отечественную науку в ближайшем будущем?
Академик РАН, философ, специалист в вопросах этих и экс-директор Института философии РАН Абдусалам Гусейнов был одним из активных участников протестов против реформы Российской академии наук. По его мнению, власти устроили из академии базар и поставили институты РАН под контроль некомпетентных чиновников. Итог – отечественной науке был нанесен смертельный удар, от которого сложно будет оправиться.
— Абдусалам Абдулкеримович, 400 ученых направили президенту Путину открытое письмо с достаточно тревожным содержанием. В нем академики РАН во множестве своих бед обвиняют ФАНО (Федеральное агентство научных организаций), которое забюрократизировало отечественную науку.
— Здесь очень простая вещь. ФАНО поручили заниматься не тем, чем оно должно, — руководить институтами Академии наук. И оно делает то, что может: задает формальные параметры деятельности, в частности – сколько научных статей должно быть опубликовано в журналах и в каких, ну и так далее. Естественно, что ни к чему хорошему это не приводит. Руководство страны предполагает, что эти люди разбираются в том, чем руководят. Хозяйственные дела-то они делают нормально, и слава богу. Но речь именно об этом и идет – чтобы они только этим и занимались. А наукой должны руководить ученые люди, которые в этом разбираются. Ученым надо доверять, у них должен быть простор для творчества. Академия наук с самого начала своего образования выделялась на фоне прочих ведомств. Ученые всегда сами определяли собственный режим деятельности.
— Летом прошлого года ученые уже посылали письмо президенту. Тогда, правда, подписей было чуть больше двухсот. Почему, на Ваш взгляд, не удалось получить никакого конструктивного ответа от власти? Почему вас проигнорировали?
— Дело в том, что все началось еще в 2013 году, когда был принят закон о реформе Академии наук. Все беды были заложены еще тогда. Речь идет о том, чтобы именно в этом законе в корне все исправить и признать, что эта реформа не удалась. Она, может быть, достигла каких-то косвенных целей, связанных с упорядочиванием, с описью имущества, еще что-то в этом духе, но, по сути дела, ни к чему хорошему она не привела. Начиная с того, что слили все три академии (в сентябре 2013-го к РАН были присоединены Российская академия медицинских наук и Российская академия сельскохозяйственных наук. – Примеч. «Шторма») и устроили большой базар. Корень зла состоит в том, что институты Академии вывели из подчинения РАН и передали в подчинение специально созданному ведомству. Раздробили институты на единицы, разрушили связи.
— Это понятно, но, получается, у вас нет ответа на вопрос: почему прошлое письмо было проигнорировано?
— Специально заготовленного ответа у меня нет. Разве что, наверное, есть люди, которые заинтересованы в том положении дел, которое мы сегодня имеем. Люди, которые, наверное, думают, что так лучше. Мало ли какие там у них соображения. При этом есть люди, у которых зуб на реформы…
— Во втором по счету обращении академиков к главе государства отмечено, что за прошедшие полтора года ситуация в российской науке ухудшилась еще больше…
— Естественно, когда вы едете не в ту сторону, чем дальше – тем хуже!
— Вы лично ожидаете получить от Кремля хоть какой-то ответ? Есть ли хоть какая-то надежда на адекватную реакцию?
— Мне трудно сказать. Скорее, нет.
— В письме говорится, что избранному в марте следующего года президенту достанется страна без науки. Действительно ли ситуация настолько критическая?
— Понимаете, какое дело. Процессы, которые происходят в науке, – они очень тонкие. Здесь всегда можно потерять то время, когда изменения становятся необратимыми. Еще даже не известно, по прошествии почти четырех лет после начала реформы, какие негативные следствия мы уже имеем. Насколько они будут глубокими и дальнодействующими.
— То есть точку невозврата наша наука уже могла пройти?
— Конечно! Ведь эти же процессы, эта реформа обозначила резкий поворот. А именно такое мягкое, медленное удушение Академии идет уже давно, правда, без каких-то кардинальных изменений. В 2013 году была поставлена точки бифуркации, конечно. Это был смертельный удар.
— Какой Вы видите идеальную модель современной отечественной науки? Понятно, что мы не вернемся во времена СССР, у нас нет машины времени…
— А с чего Вы взяли, что мы не можем в том, что касается функционала, устройства и жизни Академии, вернуться, но с теми или иными поправками?! В принципиальном смысле, не буквальном. Было, конечно, много ненужного – и партийный контроль, и многого другого. Но в том, что касается самой конструкции… Это был период наибольшего расцвета науки, наибольших успехов. И это было заложено новым статусом Академии наук после 1918 года. Были созданы институты в составе Академии, мы имели свою базу, мы вели научные исследования. А сейчас нас превращают в стороннего наблюдателя.
Специалист в области теории функционирования и управления экономических систем, академик РАН Александр Некипелов в интервью «Шторму» также прошелся по больным точкам отечественной науки. По его мнению, крах фундаментальных исследований при таком подходе со стороны государства – это лишь вопрос времени.
— Александр Дмитриевич, что ученые хотят сказать Путину этим письмом?
— Мы глубоко убеждены, что сфера фундаментальных исследований — в силу колоссальной неопределенности результата, а также необходимости наличия квалификации — наилучшим образом может управляться именно научным сообществом. В этом смысле вопрос о том, кто является учредителем институтов, кто определяет сеть институтов, совершенствует ее, распределяет ресурсы, выделяемые на фундаментальную науку, является не бюрократическим, но содержательным, важнейшим вопросом! Наше повторное письмо свидетельствует о том, что принципиальная позиция ряда ученых не меняется. Изменений к лучшему, к сожалению, не происходит.
— В письме сказано, что научные процессы стали чрезвычайно забюрократизированы и формализованы. Как от этого избавиться?
— Бюрократизация науки, в первую очередь фундаментальных исследований, неизбежна в условиях ее огосударствления. По той простой причине, что чиновник и органы государственной власти не могут работать иначе. Наука – сфера специфичная. Мы исходим из того, что власть должна определяться в отношении общего объема средств, которые выделяются на развитие науки. А вот направление науки и расходование этих средств – это задача научного сообщества. Лучше его никто не выполнит эти задачи. А когда на себя эту функцию берут государственные органы, это неизбежно приводит к ненужным отчетам, к ненужным заданиям, к отвлечению людей от содержательной работы.
— Вы ждете диалога от власти? Пока что она его игнорирует, судя по всему.
— Хотелось бы, чтобы диалог был. Мы, разумеется, не можем предугадать – будет ли содержательный ответ на наше обращение или не будет. Но, по крайней мере, мы чувствуем себя обязанными заявить об этой позиции. Это не вопрос о том, кто будет рулить собственностью Академии наук и так далее, это вопрос о том, будет ли у страны комплексная фундаментальная наука или она распадется на отдельные институты, которые лишат страну целостной науки. Мы считаем важным об этом заявить.
— Насколько вообще ситуация критическая? Судя по письму, похоже, что уже в следующем году нас ждет катастрофа, если не будут предприняты никакие меры.
— Мы достаточно долго находимся на голодном пайке. В 90-е годы был фантастический обвал — чудо, что фундаментальная наука выжила. В нулевых годах был период, когда были сделаны серьезные совместные с властью шаги по восстановлению наших позиций. Но, к сожалению, в тот момент, когда мы начали получать положительные плоды, когда молодежь пошла в науку, после 2013-го года был резко изменен вектор поддержки и развития Академии. Учитывая, что мы и так находимся не в блестящем состоянии, все это заставляет нас беспокоиться о возможности сохранения целостности науки. Произойдет это в марте-апреле или через год – вопрос, по поводу которого можно дискутировать. Но то, что подобное отношение властей к науке приведет к ее краху, у подписантов письма сомнений не вызывает.
— Если ответ со стороны Кремля не последует – какими будут действия академиков?
— А какие могут быть действия? Академики – это же не революционеры. Это люди, которые выступают с предупреждением о том, что может произойти, в случае если существующий подход будет сохранен. Если эти обращения считаются не заслуживающими внимания, что же может сделать еще научное сообщество?! Мы выполняем свой гражданский долг.
— Не говорят ли два этих письма ученых о том, что академики хотят вернуться к советской модели, а государство не отвечает на эти письма потому, что это невозможно? Какой Вы видите идеальную модель российской науки XXI века?
— Кстати говоря, Советский Союз использовал в науке в том числе и зарубежный опыт. В основе модели Императорской, Советской и Российской академий наук лежала германская модель. И сегодня в такой стране, как Германия, Общество научных исследований имени Макса Планка и другие основываются на тех же самых принципах. Я экономист, занимаюсь рыночными реформами, и меня очень удивляет, когда начинаются разговоры о том, что модель, основанная на самоуправлении научного сообщества, противоречит рынку. Это полная ерунда! Во-первых, сфера фундаментальной науки – это сфера провала рынка. Рынок в принципе не может ее регулировать. Этим занимаются либо чиновники, что приводит к печальным результатам, либо научное сообщество. На наш взгляд, государство ставит перед собой амбициозные задачи и в этих условиях оно объективно нуждается в сильной науке. Но в то же самое время меры, которые оно принимает, – они этому противоречат. В этом и есть самый большой парадокс, на который мы хотим обратить внимание.
— Правильно я понимаю, что наука требовала, скорее, косметического ремонта, нежели операционного вмешательства со стороны государства?
— Мы в Академии наук вели большую дискуссию на выборах президента РАН еще в 2013 году. Большинство ученых сошлись во мнении, что тяжелый период 90-х годов привел к тому, что многие элементы самоуправления покрылись ржавчиной. Это было вполне понятно, и из этого следовало, что надо было ржавчину очищать, а не ломать через колено. К слову, я достаточно активно общаюсь с мировыми учеными, в том числе и из США, и должен Вам сказать, что для них модель организации науки в нашей Академии наук всегда являлась предметом зависти. И они этого не скрывают. Многие из них чувствуют себя стесненными ограничениями и требованиями, которые им предъявляют. И наша модель, которая предоставляла ученым возможность свободного творчества, вызывала у них искреннюю зависть. К сожалению, мы ее очень быстро разрушаем.
Подготовлено при участи Алексея Тарасенко
