Кем из воспитанников «Молодой гвардии» вы гордитесь? Мы гордимся президентом

«МГЕР создаст отряды для борьбы с оппозицией» — с такими заголовками на прошлой неделе СМИ сообщили о новой инициативе молодежной политической организации «Молодая гвардия Единой России». Как сообщил «Дождь» со ссылкой на председателя организации Дениса Давыдова, МГЕР создаст в проблемных для партии городах отряды численностью 100-200 человек для противодействия оппозиции и для быстрой организации провластных митингов. Предполагалось, что такие отряды должны будут в течение нескольких часов быть готовы организовать уличные выступления «по самым разным вопросам». Спустя два дня Денис Давыдов опроверг сообщения в своем Instagram. Правда, и после уточнений остались вопросы: зачем обучать молодогвардейцев работать на улице, с кем, для чего. «Шторм» не нашел лучшего выхода, чем лично побеседовать с Денисом Давыдовым о городских отрядах и деятельности «Молодой гвардии» в целом. Результат нас немного позабавил.

Туристический плагиат

— Вы вернулись из Казани, с форума. Последнее, о чем известно, что «Молодая гвардия» решила создавать туристическую карту страны.

— Это творческий конкурс «Живу, люблю, горжусь» для местных отделений МГЕР про малую родину. Мы все привыкли мерить областями. В рамках моего региона (Денис Давыдов — уроженец Волгоградской области. — Примеч. «Шторма») 45 местных отделений, везде есть свои достопримечательности, красоты, памятники. Из двухмиллионной Волгоградской области он (конкурс. — Примеч. «Шторма») вовлек в себя 125 тысяч человек — это очень много. Такую практику мы хотим распространить на всю Россию. У нас сейчас около двух тысяч местных отделений.

— Как будет выглядеть туристическая карта страны? Это будет сайт?

— Да, но, помимо этого, мы хотим вовлечь местные отделения в работу. Мы сейчас активно развиваем свою региональную структуру. Ни одна молодежная политическая организация так не работает. 

— Во сколько обойдется проект, просчитывали? 

— Я не готов сейчас сказать, но он недорогой. Сайт могут сделать студенты-программисты и дать возможность ребятам загружать (видео, фото. — Примеч. «Шторма»). Основные расходы — не финансовые, а организационные.

— То есть исключительно на добровольных началах? 

— А как иначе? 

— Ваши сделают сайт, ваши же будут загружать информацию? 

— Ну, сколько сейчас сайт стоит? 

— По-разному.

— Ну, если мы потратим на него 100-200 тысяч рублей… Там видео загружай — и все, там нет больших затрат.

А был ли Путин в МГЕР?

— Про молодежь во власти. Расскажите, кто за время Вашего руководства (с 2014-го по настоящее время. — Примеч. «Шторма») вышел из «Молодой гвардии» и о ком Вы можете с гордостью сказать: «Это наш»?

— Гордимся мы нашим президентом.

— Но МГЕР изначально создавалась, чтобы ковать кадры?

— Правильно. Но гордимся мы президентом и каждым человеком, который избрался или не избрался, который прилагал усилия, чтобы помочь нашему президенту. Как можно гордиться тем, кто избрался, а тем, кто не избрался — не гордиться?

— Вы можете гордиться конкретным человеком из «Молодой гвардии», сделавшим политическую карьеру?

— Горжусь нашим президентом. Остальные — боевые товарищи, которых мы поддерживаем.

— Вы не понимаете: из выходцев «Молодой гвардии», кто сделал бы карьеру, прошел в Госдуму, смотря на кого, вы бы сказали: «Это наши»? 

— Таких много людей. Вы не знаете? 

— Нет, расскажите. За последние несколько лет?

— Есть депутаты Государственной думы — Владимир Бурматов, Алена Аршинова, Сергей Тен, Артем Туров. Сейчас активной деятельности не ведут. Если взять историю — Максим Руднев, Тимур Прокопенко.

Деньги и люди

— Бытует мнение, что «Молодая гвардия» последние несколько лет непонятно зачем существует. Вы наверняка слышали по отношению к МГЕР такой эпитет, как «грантожуи»?

— А какие мы гранты выигрываем? Грантожуи… Что мы выигрываем-то? Мы выигрываем меньше всех. Самый максимальный грант, который мы выиграли, был 10 миллионов. Остальные все — меньше. Их было на моей памяти три или четыре — за последние пять лет. Меня такие заявления удивляют!

— Вы не воспринимаете такую критику?

— Она не обоснована ничем, кроме двух вещей — некомпетентности и желанием поддеть. Но грантожуи — это когда выигрывают и ничего не делают, а мы много грантов не выигрываем, мы выигрываем мало — меньше, чем другие. И реже.

— Почему? 

— Есть такой подтекст, что политической организации сложнее выиграть грант. Наверное, поэтому. Плюс последние два раза мы получили от конкурсной комиссии адекватные отзывы по нашим заявкам. Что-то недоработали — дорабатываем. Это нормально. 

«Молодая гвардия» — сложносочиненная сеть юридических лиц, неподконтрольных друг другу. Подсчитать общую сумму не только федеральных, но и региональных грантов так же сложно, как и понять, на что они были в итоге потрачены. Данных о финансировании и использовании средств не найти и на официальном сайте «Молодой гвардии». В прошлом году мгеровцы лишились гранта на восемь миллионов рублей от правительства, что было расценено некоторыми как сигнал: в молодогвардейцах власть больше не нуждается. По словам самого Давыдова, центральный штаб МГЕРа не выигрывает гранты уже около полутора лет.

— Про активность регионов — то, ради чего мы встретились. Почему Вас не устроили заголовки «Молодая гвардия» будет бороться с оппозицией»? 

— Речь шла о том, что мы обучаем людей работать на улице. Это одна из самых старых площадок, самых первых для выражения общественного мнения. Наша задача — чтобы политически активная молодежь умела делать это правильно и в рамках закона. У нас основная часть политически активной молодежи, мы это всегда делали и будем делать — обучать работать на улице. Второе — надо делать это эффективно. Там есть свои законы. Как встать, как говорить, со звуком или нет — это все технологии. Мы же заинтересованы в том, чтобы наши активисты были эффективны. Улица всегда была и будет основной политической площадкой, и мы должны быть на ней эффективны.

— Эффект в чем должен выражаться? 

— В выражении своего мнения. Вот Вы смотрите картинку: один митинг — стоят люди, и ни одного плаката. Или второй митинг, когда с квадрокоптера сфотографировали тысячу людей. Что эффективней? Конечно, второе. Но это все не делается просто так. Масса людей не может сама куда-то встать… Как собрать 500 человек в одном месте? Это технология.

— Мы знаем, как работают эти технологии, когда нужно собрать Лужники для президента. Я лично разговаривала с теми, кто приходил туда не по своей воле. Для «Молодой гвардии», «Единой России» — не проблема собрать стадион.

— Мы в Лужниках были участниками.

— Тем не менее технология — как собрать людей — лично для меня ясна и понятна, когда речь идет о провластном мероприятии.

— Но есть же другие пути.

— Так чему Вы будете учить? 

— У нас сейчас диалог… Я говорю: «Нужно ремонтировать дороги». А Вы: «Можно же проехать по той, что есть сейчас». Я говорю: «Но она недостаточно эффективна». А Вы: «Но можно же проехать». И приводите примеры, как сгоняют людей. Я против того, чтобы сгоняли людей. Я против, если человек выходит не по своей воле. Мы хотим, чтобы на наши мероприятия никого не сгоняли. И чтобы нас не сгоняли. Есть определенные законы и технологии, как наращивать людей: доносить смыслы, повестку, подготовку, продвижение в интернете, как встать, что на плакате написать, — это и есть технологии. Как сцену поставить, в том числе ведь было же, когда около сцены происходили несчастные случаи, — это связано с неправильной организацией мероприятий. Как мы можем не обучать людей, когда на наши мероприятия приходят по пять тысяч наших активистов?!

— Как в этих новостях оказалось слово «оппозиция»? 

— У меня спросили: «Если вас начнут поддавливать, что будете делать?» Я сказал: «Убегать не будем. Мы не имеем право это делать. А вопрос — разбираться или нет с теми, кто нарушает закон, — дело правоохранительных органов». Вот и все. А дальше появилось то, что появилось: «региональные отряды по борьбе с оппозицией». У нас есть оппоненты, которые идут на выборы и с которыми мы конкурируем. Но все должно происходить в рамках закона, должна быть культура выражения мнения. Если ее не вырабатывать, это может привести к плохим последствиям. 

— То есть тот же Навальный Вам не оппонент? 

— На выборы пойдет — будет оппонентом.

— А пока он кто? 

— Пока он человек, который призывает молодежь к деструктивному выражению мнения, призывает к несанкционированным митингам, в том числе обманным путем.

— Вы будете учить только своих молодогвардейцев или планируете ходить по вузам?

— Зачем? Мы не будем навязываться, потому что, по большому счету, людей, которые хотят заниматься политикой, их меньшинство. Но наша работа на них и ориентирована, потому что «Молодая гвардия» — кадровый резерв.

— Давайте вернемся немного назад — к вопросу «Если вас будут поддавливать». Что значит — поддавливать? 

— Я один раз шел на первомайской демонстрации, вел колонну, я тогда был руководителем московского отделения «Молодой гвардии». Один мужчина пробежал и бросился на плакат, пытался его разорвать. Я его взял и отвел в сторону, он пытался меня поцарапать. Прилично так делать? Нет. А если бы меня воспитали немного иначе, я бы с ним завязался в драку. Наверное, это неправильно, когда вокруг тысячи людей. А вдруг это бы переросло в массовые беспорядки? 

— А кто это был? 

— А я не знаю, я его не идентифицировал.

— Но Вы это расценивали в тот момент как «весеннее обострение», провокацию?

— Провокацию.

— Со стороны кого? 

— Со стороны этого человека. Если говорить о тенденции — он же думал, что это нормально. А если сегодня призывают к таким беспорядкам, тоже, наверное, думаешь, что это нормально. А завтра не на нас, так на других будут так же бросаться. Мы это не поддерживаем. Мы объясняем, как правильно, а как — нет. 

— То есть пересекаться на улицах с оппозиционерами, с митингами Навального вы не будете? 

— Как я могу утверждать? У нас в планах нет. Мы к ним на митинги не ходим. Они их чаще всего не согласовывают. Зачем нам туда ходить? 

— Тем не менее ваши ребята ходят на митинги Навального?

— А где?

— В Хабаровске, например.

— Может быть, кто-то приходил и по личной инициативе.

— Зачем? 

— Не знаю, надо у них спросить. Я не могу ответить на этот вопрос. У нас 170 тысяч человек, каждый из них имеет свое мнение. Если завтра кто-то пойдет пообщаться, значит, ему самому это интересно. У нас есть один студент, социолог — он, будучи студентом одного из ведущих вузов страны, приходил на эти митинги и делал опрос. И я вам скажу, результат так себе… в плане осознанности. 

— А зачем узнавать про осознанность? 

— А Вы как журналист оцениваете другие издания с точки зрения эффективности новых подходов? 

— Конечно.

— То же самое, но он, будучи студентом, практиковался. 

— Но наверняка у вас есть некая дисциплина. Вы поддерживаете, когда ваши ребята приходят на митинги к оппозиционерам и пытаются там кого-то разубедить? 

— У нас нет установок и запретов нет. Если хотят сходить — идут.

— Так у вас есть позиция?

— Мы не поощряем действий, которые происходят с нарушением закона. Если он мешает проведению мероприятия — мы это не поддерживаем. Если человек оказался там случайно или проходил мимо и начал общаться — нет позиции. Если не мешает проводить законные мероприятия — в чем проблема? 

— Вы подчеркиваете именно «законные»? 

— Да. Если незаконные — вообще надо удаляться.

— То есть ваших молодогвардейцев там быть не должно? 

— Конечно, не должно. Это опасно: на незаконных все что угодно может произойти. 

— Почему же они тогда ходят? 

— Кто?

— Ребята ваши!

— Да давайте у них спросим. Я же могу быть с ними даже не знаком.

— То есть у вас настолько вольные нравы? 

— У нас вольные?! Ничего себе! Я говорю про законность. Некоторые вообще берегов не видят при организации мероприятий.

— У вас молодогвардейцы сами решают — пойти им на провокацию на оппозиционном митинге или нет. Вы от этого открещиваетесь и говорите, что это его решение: ну проходил мимо, ну зашел, ну пообщался. 

— Знаете такое: мнение редакции может не совпадать с мнением автора? Это что значит — что редакция открещивается? У нас есть программы, акции. Человек может быть сторонником «Молодой гвардии» и не ходить ни на одно из них. А может ходить на другие акции. Что нам его — исключить?! Как я могу комментировать то, что не было обсуждено, не было официальной инициативы? 

— Так, когда Вы говорите про работу с регионами, в головах может созреть разный подход к тому, как распоряжаться знаниями. В том числе — прийти на несогласованный митинг и доказывать всем, что он несогласованный. 

— В рамках школьной образовательной программы тоже человек может воспользоваться знаниями неправильно.

— Каким образом будет контролироваться поведение людей, получивших знания про технологию организации массовых мероприятий? 

— Как это будут контролировать? А это нужно контролировать?

— У всех разный уровень сознательности.

— Что Вы предлагаете? 

— Я не предлагаю, я спрашиваю: каким образом будет контролироваться применение полученных знаний?

— Мы как минимум будем делать замечания. Если кто-то что-то делает неэтичное, мы можем дисциплинарное взыскание вынести. Можем исключить. Но никакой системы отчетности у нас нет…

— Но и выверенной позиции по взаимодействию с оппозицией и несанкционированными митингами у вас тоже нет? 

— Я уже Вам несколько раз ее озвучил: все должно происходить в рамках закона. Лучше конкурировать в рамках правового поля. Не совсем желательно дискутировать на несанкционированных митингах. Это культурное поле.

— Но ваши ребята и в некультурное поле заходят… А когда Вы говорите, что в рамках закона молодогвардейцы вольны делать то, что им вздумается, и это никак не контролируется…

— Меня удивляет Ваша позиция! Вы посмотрите, что творит оппозиция! Они детей привлекают на несанкционированные митинги! А мы делаем че-то не так. С ног на голову все перевернули. У нас на глазах призывают детей, говоря им, что дадут 10 тысяч евро каждому, кто будет задержан, но до сих пор ни одному задержанному помощь не оказали. Утверждалось, что митинг санкционирован, а на самом деле — нет. И Вы говорите, что мы нарушаем какие-то границы! Давайте найдем того активиста из Хабаровска, о котором вы говорили, и сделаем ему замечание. Но когда нам говорят, что происходит беспредел, а мы стремимся воспитывать молодежь, а находят одного и говорят, что он — результат нашей работы, — меня это удивляет!