18+
Участницу Pussy Riot Веронику Никульшину и двоих ее коллег по проекту «Театр. На вынос» 16 апреля задержали перед церемонией награждения лауреатов премии «Золотая маска». Театральный мир, за исключением режиссера Кирилла Серебренникова, проигнорировал это задержание. Daily Storm поговорил с Вероникой Никульшиной о случившемся, а также о прорыве на поле в финальном матче чемпионата мира по футболу и акционизме в целом. Никульшина считает, что Pussy Riot стали известны на весь мир исключительно из-за громкого судебного разбирательства и знаменитой «двушечки». Также девушка Петра Верзилова рассказала Daily Storm, как к акциям панк-группы относятся ее родители и хочет ли она идти в политику.
— Начнем с задержания. Как это произошло?
— Спектакль «Театра. На вынос» — Poe.Tri, в котором я играю, — был номинирован на «Золотую маску». Мы с режиссерами театра Алексеем Ершовым и Максимом Карнауховым задорно собирались у меня дома на церемонию. На мне было платье конца XIX века, ребята были в сюртуках. Выходим из дома, сразу подходит человек в штатском и говорит, что ему нужно проверить наши документы. Он быстро сунул нам какое-то свое удостоверение ФСБ в лицо и отпустил наше такси. Я сразу поняла, что это не закончится простой проверкой на месте, а ребята немного опешили, потому что у них не так много подобного экспириенса. Был этот человек, еще двое в штатском. Я спросила о причине задержания, на что чувак отшутился: мол, посмотрите на свой внешний вид. С каких пор нельзя ходить в платье конца XIX века по улицам Москвы?! Как показало наше задержание, театр в России — это такая печальная штука. Идет церемония, а мы сидим.
— А дальше?
— Оперативно приехала полицейская тачка, и фээсбэшник сдал нас полицейским, которые, кажется, в душе не понимали, что с нами делать. В общем, посадили нас в машину, сказали, что везут нас в ОВД «Красносельский». Водитель полицейской машины, пока мы ехали, разговаривал с каким-то начальником на полуистерике: «Я не знаю, кто это, я не знаю, что с ними делать! Я просто отвезу их, и разбирайтесь сами!» Стандартная для них чехарда, в общем.
В полицейском участке никому не сказали, кто мы такие и за что нас задержали. Ну и у нас спрашивали: «У вас что, свадьба? Что, была драка?» Но когда сотрудники начали спрашивать, были ли у меня административки, я поняла, что они так и так все выяснят. Отвечаю: «Ну да-а-а, была одна летом». После этого начались бесконечные лекции о том, как мы опозорили полицейскую форму, но если по фактам, то нас привезли в ОВД и держали, пока не закончится «Золотая маска».
— Вы просто шли на «Маску» или действительно хотели что-то исполнить?
— Нет, мы просто туда шли и никаких акций не планировали. Тем более что в зале даже не планировалось присутствие президента Владимира Путина или министра культуры Владимира Мединского. Да и я выступаю сейчас как актриса «Театра. На вынос». Короче, мы действительно просто шли на «Маску». Но не дошли.
— Театральная тусовка как отреагировала на ваше задержание?
— Важно понимать, что тусовочка театральная — это сложившееся сообщество. Режиссер Лев Додин 15 минут со сцены распинался о том, как важно для театральных деятелей быть сплоченными, как круто, что «Золотая маска» 25 лет существует и все у всех прекрасно. А параллельно, пока идет церемония, мы, номинанты премии, сидим в отделении полиции. И кроме Серебренникова, о нас не сказал ни слова никто.
Мы были выдвинуты на номинацию «Эксперимент». Мне кажется, «Золотая маска» относится к ней формально, чтобы показать, что соответствует духу времени. Это посыл в духе «Мы тоже чуваки модные, но на вас всем насрать».
— Расскажи подробнее о том, чем занимается «Театр. На вынос».
— Это ребята из Питера, которые два года назад пришли к идее того, что художником может быть абсолютно любой человек. Режиссер Леша Ершов каждый день запускал один спектакль и в тот же день рассылал приглашения на него, а во время самого перформанса он взаимодействовал с окружающей средой и случайными зрителями, которые становились участниками действа: всякие уличные музыканты и чуть ли не продавец шаурмы. А на «Маску» был номинирован спектакль Poe.Tri — это такой спектакль-прогулка, он строится на изучении города. То есть берется какой-то поэт современный — это герой, с ним вместе люди ходят по каким-то значимым для него местам. В общем, это такое исследование себя, города, поэзии. Это действительно экспериментальный, новый театр.
— Ты собираешься в дальнейшем развиваться именно как актриса? Или это проект, у которого есть начало и конец?
— Я считаю, что в 2019 году мы идем в сферу междисциплинарного искусства. Поэтому я не могу назвать себя актрисой или кем-то еще. Мне кажется, то, что я сейчас делаю, — это исследование. Сейчас я репетирую с режиссером Василием Березиным его новую, очень интересную по форме штуку, которая называется «Страдание по Августину». Это будет спектакль, который произойдет 5-6 мая. Мне сейчас интересен театр в своих новых формах, андеграунд. Мне совершенно точно никогда не будет интересно играть в Малом театре, да меня туда никто и не позовет, но тем не менее! Я считаю, что нельзя, ***** (блин. — Примеч. Daily Storm), 150 лет ставить «Ревизора».
— Как ты относишься к громким уголовным делам последнего времени над людьми, которых в государственных СМИ принято называть экстремистами? Речь про дело «Сети»*, «Нового величия», математика Азата Мифтахова.
— А как может человек, который находится в здравом уме и немного разбирается в происходящем, к этому относиться? Ну это тотальный ****** (очень плохо. — Примеч. Daily Storm). С этим надо что-то делать. Подобные дела вызывают у меня большой внутренний баттхерт, хотя я понимаю, что это довольно логичные истории для современной России.
— Ты занималась модельным бизнесом. Это не самая типичная работа для феминистки, даже в какой-то степени осуждаемая в таких кругах. Даже презрение некоторое в этом проскакивает. Как такая премиальная девочка-модель стала активисткой, акционисткой и попала в Pussy Riot?
— Идея группы в том, что Pussy Riot может быть каждый. Катализатором для меня стали мундиаль и весь вот этот урбанизм, который происходил вокруг. Когда все началось, когда счастливые иностранцы стали записывать счастливые видео о счастливой России и счастливые русские люди стали говорить о том, как прекрасно и красиво в Москве, это меня переполнило: «Такие довольные ходят, потому что в «рашке» хорошо и красиво, ух!» Это послужило отправной точкой. Я поняла, что нужно что-то сказать. Сказать громко и заметно. Выразить свою позицию: «Ну, ребят, откройте глаза, не все так хорошо. Менты, которые сегодня разрешают вам пить пиво на улицах, будут ******* (бить. — Примеч. Daily Storm) вас по пяткам завтра». Наверное, когда этот сдвиг во мне произошел, я и стала отождествлять себя с Pussy Riot. Потом случилась акция, и вот я здесь.
Это мое переосмысление феминизма. Я, если честно, еще ищу те формы, которые мне лично близки, но это точно не радикальный феминизм. Это такое мое понимание, которое я, наверное, сейчас не могу четко артикулировать, но меня всегда раздражала стигматизация в этой среде девушек модельной внешности. Она существует, не буду этого отрицать, даже в «тусовке» (либеральной. — Примеч. Daily Storm) уже после акции в финале чемпионата мира я сталкивалась с косыми взглядами.
— Как раз этот момент очень интересен…
— Я знаю, против чего я хочу бороться. И в принципе, мое высказывание на футбольном поле было очень осознанным, для меня это был важный жест. Потому что — ты вот сейчас очень важную штуку сказал — я хочу, чтобы было понятно: не важно, модель ты или нет, не важно, как ты выглядишь и какой образ вокруг тебя создается, — ты всегда можешь оставаться многогранным человеком. Если ты каким-то образом используешь свои внешние данные, это абсолютно никакой не лукизм, и все может случаться параллельно, как в моем случае. Да, я люблю сниматься, да, я люблю торговать ****** (лицом. — Примеч. Daily Storm) — ну, в хорошем плане, есть такой навык. Но при этом я абсолютно четко понимаю политическую ситуацию в стране, я хочу с ней что-то делать, я хочу что-то менять.
— Есть у Pussy Riot какой-то сложившийся состав и какая-то четкая идеология?
— По поводу состава, это правда важно: каждый может быть Pussy Riot. Просто нужно смотреть в одну сторону. А общая идеология, она тоже в целом понятна. Это Россия, которая когда-нибудь будет свободной. И мы готовы для этого что-то делать. Любыми способами.
— Что такое свободная Россия?
— Ой, я сейчас сказала слишком громкую фразу, наверное? Ну как минимум это Россия без Путина. Начнем хотя бы с этого. Если у тебя дальше будет вопрос «Если не Путин, то кто?», то я, наверное, не смогу на него ответить, потому что у нас сейчас достаточно интересное политическое устройство, в принципе, такая очень тоталитарная структура. Но если бы надо было кого-то обязательно назвать, то я бы сказала: Навальный.
— Расскажи, как вы придумываете свои акции? Как это происходит вообще? Собираетесь на мозговой штурм или приходит Петя Верзилов (участник Pussy Riot) и говорит: «Делаем вот так и так»?
— Вот акция на футбольном поле — изначально идея была Петина, но потом появилась я, которая сказала, что хочу в этом участвовать, и акция деформировалась. До этого Петя думал, что мне это все абсолютно не интересно, я аполитична и так далее. А потом появились Оля Курачева и Оля Пахтусова (участвовали в акции «Милиционер вступает в игру»). Вообще, акционизм, я считаю, — один из самых актуальных видов искусства, потому что он пластичен и подвижен. Это круто, потому что контекст тоже постоянно меняется. За счет людей, которые участвуют в акции, само высказывание меняется тоже. Есть базовая идея, а потом мы все туда набегаем и достраиваем. А получается то, что получается.
— На кого Pussy Riot ориентируется из акционистов? И вообще, проект — больше искусство или политика? И где проходит эта грань?
— Важная ремарка: сейчас с тобой разговариваю я, я — часть Pussy Riot, но есть еще Петя (Верзилов) со своим мнением, Надя Толоконникова, Маша Алехина и много других людей. Так что я отвечу, как я это вижу. Искусство и политику не нужно разделять, потому что Pussy Riot, безусловно, актуальное искусство, а оно не может быть вне политики. Ты так или иначе работаешь с культурным и политическим современным контекстом.
Про влияние: допустим, акция на футбольном поле была посвящена поэту Дмитрию Пригову. Он во многом являлся ориентиром для Pussy Riot.
— Еще к акции в финале ЧМ. Допускала ли ты, что вас будут наказывать так же, как девушек после «панк-молебна» в храме Христа Спасителя?
— Разница между «панк-молебном» и акцией «Милиционер вступает в игру» в том, что там как раз таки никто не был готов к такому развитию событий. Акция в храме стала такой отправной точкой, после которой начался ад и сатана. В нашем случае мы изучили все законы, ожидали 15 суток. Для меня это был первый такой опыт, и в глубине души, да, наверное, я была готова к тому, что акция обернется чем-то большим, чем административный арест. Господа силовики поняли, что я самая зеленая, и там началась чехарда с тем, что меня постоянно отводили в кабинет и играли в доброго и злого полицейских. Кричали, что сейчас ты уедешь, как твоя подружка Толоконникова, на два года (хотя я тогда даже не знала Надю). Потом приходил добрый полицейский и говорил: мол, сейчас объяснение напишешь и все будет хорошо. Затем — опять злой и чуть меня не прямо из ОВД в Мордовию отправлял.
— Pussy Riot наших дней, что это? Самостоятельная история или это продюсерский проект Петра Верзилова? «Новый состав Pussy Riot звучит как «новый состав группы «Виагра».
— У людей есть тяга к конспирологии, но на самом деле, знаешь, почему стали известны там Маша Алехина, Надя Толоконникова, Катя Самуцевич? Потому что судебный процесс стал громким, а девочки уехали в тюрьму. То есть условная Оля Пахтусова была в Pussy Riot еще в их времена, просто акции имели меньше резонанса.
Мы сейчас о чем говорим? О том, что какие-то люди из-за преследования государством становились известными? Ну тогда да, можно сказать, что Pussy Riot — это проект Путина. Кого он «хочет» сделать известными, тех он и сажает. То на 15 суток, то на два года. А так, это всегда был огромный коллектив. А то, что Верзилов там есть, — естественно. Ведь сначала была группа «Война», где были Толокно и Петя, а потом случилась Pussy Riot. Мне всегда смешно, когда нам говорят, что мы — «новый состав «Виагры», потому что такая известность получается, когда какие-то репрессии от государства. Так что наш Валерий Меладзе — это Владимир Путин.
— Кстати, ты петь, как Толоконникова, не собираешься?
— На самом деле, я просто такой «ребенок в 9-м классе, которому все интересно», мне хочется все попробовать. Может, когда-нибудь и начну, но пока что у меня нет к этому какой-то тяги.
— В каких вы отношениях с «первым составом» Pussy Riot?
— Творчески мы никак не пересекаемся. Машу я плохо знаю, мы виделись один раз. С Надей мы познакомились в печальных обстоятельствах (после отравления Петра Верзилова, он — бывший муж Надежды Толоконниковой. — Примеч. Daily Storm).
Оказалось, что у обеих были какие-то неправильные образы друг друга до знакомства. Но когда мы встретились, то сдружились, и Надя сказала, что со мной веселее, чем с Петей. А мне тогда было веселее с Надей, чем с Петей.
— Про ваш лозунг «Каждый может быть Pussy Riot». Если я захочу быть Pussy Riot, что я должен сделать? Я могу просто балаклаву на голову натянуть, сделать акцию и сказать, что я — Pussy Riot?
— Да. Но это высказывание должно быть, я думаю, ты понимаешь, какого направления. Это не партия с ежемесячными взносами.
— А кто в таком случае определяет, достойно ли мое высказывание того, чтобы называть его акцией от Pussy Riot?
— Господь Бог, Пресвятая Богородица и широкая общественность, конечно же!
— Вопрос от главреда: как твои родители относятся к тому, что ты в Pussy Riot? Не стыдно ли им за тебя?
— Папы у меня нет, он умер. С мамой мы недавно виделись. Я из дома ушла в 15 лет. После прорыва на поле мама была очень зла. Она позвонила мне в спецприемник, это было очень смешно. Там можно только 15 минут пользоваться телефоном, и эти 15 минут я использовала на то, чтобы позвонить маме. Она сказала: «У меня больше нет дочери, пока». Было больно. Сначала она восприняла все это в штыки. Понимаешь, маме важно, чтобы я кушала кашу и не ввязывалась в проблемы, а я вот не хочу кушать кашу и очень хочу ввязываться в проблемы. Блин, я только так могу существовать. Сейчас лучше. Она периодически что-то почитывает, недавно видела новость про «Золотую маску», сказала, что у меня был классный костюм, но все равно она недовольна. Остальная семья, ну, многие перестали со мной общаться. Но я, в принципе, всегда была не про семью, близких на своем жизненном пути я сама выбираю.
— Pussy Riot часто называли русофобами и врагами России. Давай проясним: как ты относишься к России?
— Про отношение к России отвечу словами, которыми Петя Верзилов отвечал полковнику Себастьяну Перейра (речь на самом деле о полковнике МВД, который отчитывал Верзилова после задержания на финале чемпионата мира): «Мы на самом деле за Россию, мы очень любим Россию!» Слушай, я много месяцев сейчас провела вне России не по своей воле, и мне очень хотелось обратно. Я безумно люблю Россию, я очень люблю Москву, я просто хочу, чтобы здесь было по-другому. Здесь огромный потенциал, он в людях, здесь огромнейшее количество смелых, охренительнейших и талантливых людей. Просто «машина» сраная давит, но с этим просто нужно что-то делать. Меня правда вдохновляет все русское. Русское скорее как у Тарковского, не как у Солженицына, но я очень-очень-очень люблю это все.
— Когда в одной из серий «Симпсонов» появились Pussy Riot, что это — история или просто такой приятный бонус, который тешит самолюбие?
— Я тот человек, который никогда не был фанатом «Симпсонов», но это очень круто, потому что и сами «Симпсоны» — кусок истории и то, что там появляется — тоже. Ну и логично, что чуваки работают с этим контекстом, потому что «Симпсоны» — это про актуальные события. Чемпионат мира все-таки, и это было очень громко.
— Вы планируете какие-то новые акции?
— Да! Завтра мы будем захватывать Белый дом, послезавтра будем ходить в масках Путина на улице — на все эти акции будем продавать билеты! Слушай, конечно, мы никогда не говорим о том, что планируем какие-то акции.
— Ну я не мог не попробовать!
— Да, безусловно! Но вообще, Pussy Riot — это то, что будет жить еще долго. И вообще, акционизм — это реакция на актуальное: будет что-то происходить — будем реагировать на что-то. Про планы я тебе не скажу, но могу сказать, что никто не сложил ручки после всех этих задержаний и отравлений. Это факт.
— А сейчас есть что-то, на что вы бы хотели отреагировать акцией?
— Из последнего, конечно, для меня — это то, что случилось на «Золотой маске», — получилась такая акция с нашим задержанием и нереакция на это театрального сообщества. Вот это молчание местечковое — это та штука, которую хотелось бы как-то отрефлексировать. Серебренников сказал со сцены про свободу художника и свободу человека, но что-то срали здесь все на свободу художника и свободу человека.
Но вообще, ощущение, что моя главная пиар-служба — это ФСБ, потому что если бы мы даже разделись в Большом театре (мы этого делать не собирались) — это бы не вызвало такой реакции и публикаций в New Yorker и Pitchfork. А тут задержали у подъезда и сами инфоповод сделали. Так сказать, контент, которым хочется делиться.
— Ты — девушка Пети Верзилова. Насколько твое участие в группе завязано на ваших отношениях?
— Вот тут, кстати, смешно. Мы с Петей встречались три года до акции, он считал, что мне все это не интересно. Я думаю, что из-за наших отношений я даже дальше была от всего этого акционизма, чем могла бы быть. Потому что он пытался меня от этого оберегать и остерегать.
— Ну и еще один важный вопрос не про тебя. Кто отравил Петю Верзилова?
— Ну кто отравил Петю Верзилова? Большой брат отравил Петю Верзилова. Мы долго думали, за что, и мне кажется, что это скорее такая выслуга лет. Наверное, кто-то, кто сидит высоко.
— Если какая-то условная политическая сила предложит тебе попробовать стать депутатом, мэром или губернатором — ты согласишься?
— Я точно не хочу в политику, потому что я панк, я люблю сидеть, закинув ноги на стол, и… Нет, нет, точно нет. Меня всегда пугает, когда что-то делать по каким-то конвенциональным устоям, а мне кажется, что любая политическая работа так или иначе с этим будет связана. Меня это пугает. Я бы описывала себя не как политического активиста, а как политического художника. Вот Петя Верзилов или Оля Пахтусова хорошо бы справились с такой работой! Надя Толоконникова тоже, кстати.
*«Сеть» — организация признана террористической судом РФ.
