18+
29-летнего режиссера Ивана Твердовского любят называть дерзким и провокационным. В его картинах инвалиды занимаются сексом, мать и сын спят в одной постели, дети душат друг друга шлангами, а у героинь таинственным образом вырастают хвосты. Однако сам автор предпочитает не обращать внимания на злопыхателей и продолжает брать престижные кинематографические награды. На днях его фильм «Подбросы» удостоился специального упоминания жюри в Карловых Варах. «Шторм» поговорил с Иваном, чтобы узнать, какой ценой далась ему эта лента и почему у его главного героя нет ни боли, ни других чувств.
— Иван, сначала фильм показали на «Кинотавре», а потом еще и в Карловых Варах. Скажите честно, рассчитывали на победу?
— Я не сказал бы, что мы так уж сильно прогремели на «Кинотавре» — фильм взял приз за лучшую женскую роль и лучшую операторскую работу, но, отправляясь в Карловы Вары, мы, конечно, надеялись победить. К тому же это мой любимый фестиваль: я работал в его жюри и именно там проходили все мои премьеры. И пусть в этот раз фильм снова остался без главной награды, получив лишь специальный приз, это тоже очень приятно. Да и зрителям понравилось: они не просто посмотрели и разошлись, а участвовали в обсуждениях и мучили нас вопросами. Для меня это значит одно: картина задела их за живое.
— А она не могла не задеть. Взять хотя бы одного вашего героя, который почему-то совсем не чувствует боли. Всем бы такую способность...
— Персонаж «Подбросов» Денис возник не просто так. До этого я четыре года занимался большим документальным проектом про российскую полицию, и однажды мне стало интересно осмыслить этот материал еще и с художественной точки зрения. В тот момент у меня была коротенькая история о том, как полицейский использовал подростков для вымогательства денег, — оставалось только ее развить. Так и появился этот некий супергерой, который не чувствует боли, потому что у него редкая болезнь, и бросается под автомобили обеспеченных людей. Важно еще и то, что этот человек всю свою жизнь провел в интернате (а это какая-то другая, особая реальность) и у него не было контактов с нашим миром. И вдруг — встреча с действительностью. Как он себя поведет? Что будет делать? Вот это мне было интересно!
— Нет ли в этом герое чего-то от Вас? Бессознательного желания казаться бесчувственным, спрятаться от переживаний?
— Думаю, что нет. Это выдуманный персонаж, хотя кто его знает, бессознательно автор наверняка награждает его какими-то своими чертами. Сценарий-то писал тоже я. Могу лишь сказать, что специально я этого парня с себя не срисовывал. Это художественные, игровые вещи, мало связанные с реальностью.
— Я слышала, что кто-то из зарубежных журналистов уже назвал вашего героя Антимышкиным. Как Вам такая интерпретация?
— Очень интересная трактовка! Я не могу сказать, что разделяю это мнение, но сказавший это человек наверняка посмотрел мой фильм до конца и задумался. Мне нравится, что-то во всем этом определенно есть...
— А что хотелось сказать Вам, когда Вы его снимали?
— Скорее не сказать, а осмыслить время, в котором мы живем. А оно очень странное и сложное. Вот смотрите, по стечению обстоятельств мы имеем возможность наблюдать целое поколение людей, которые прожили всю свою жизнь при одном президенте. Им по 18. И у них всегда был Путин. Мне показалось интересным посмотреть на них со стороны, понять, какими ценностями они живут и как собираются жить дальше.
— Можно неприятный вопрос? Некоторые утверждают, что Вы попросту спекулируете на своих зрителях, показывая им то, что обычно остается где-то «за». Тот же секс инвалидов, например, если говорить уже про другую Вашу картину. Или слишком нежные отношения между матерью и сыном. Что бы Вы им ответили?
— Есть разные методы художественного воздействия, и каждый режиссер выбирает свой. Да, я работаю со зрителем в довольно жесткой форме, и, возможно, кто-то видит в этом некую манипуляцию. Возможно, даже спекуляцию на чувствах. На самом деле это просто авторский взгляд на вещи, пусть и где-то специфичный. Кому-то это не понравится, но обязательно найдется тот, кто меня поймет.
— А у другой вашей героини вообще вдруг вырастает хвост. Это интересно, необычно, но есть ли черта, которую Вы никогда не переступите?
— Меня и правда часто обсуждают из-за этих сцен, но рамки все же есть. Даже не рамки, а такие внутренние настройки: что можно показывать, а что — нельзя. Вообще, для меня не существует табуированных тем, но излишнюю жестокость я все же не проявляю. Тот же фильм «Класс коррекции» — это совсем не история интимных отношений с детьми-инвалидами. Это немножечко про другое. А женщина с хвостом — просто метафора. Так что у меня еще все довольно деликатно. Есть авторы, которые прибегают к подобным приемам намного чаще.
— Возвращаясь к фильму «Подбросы»... Тяжело дался?
— Не только он — мне каждый фильм тяжело дается, потому что я ими очень сильно заморачиваюсь. Я и автор сценария, и режиссер, и режиссер монтажа. Все три самых важных этапа в кино я стараюсь делать сам, и это очень сильно изматывает в эмоциональном плане. Над теми же «Подбросами» я работал 26 месяцев — это если считать от момента написания первого сценария до завершения, а это ни много ни мало два года жизни.
— Многим режиссерам, прежде чем что-то выпустить, приходится годами обивать чужие пороги, просить о помощи, разочаровываться. Как с этим у Вас?
— Мне в этом плане легче: у меня есть продюсеры, а все фильмы, которые я делаю, выходят при поддержке Минкульта. Однако проблем тоже хватает. Например, сейчас я очень переживаю, появится ли у «Подбросов» русский дистрибьютор. Фильм уже приобрели во многих странах мира, а вот в России таких людей пока нет, и я до сих пор не знаю, когда он выйдет в прокат и прояснится ли эта ситуация в ближайшее время.
— А чего они боятся, дистрибьюторы?
— Есть две вещи, которые могут их испугать. Во-первых, мы затронули в картине политический момент, про который я вам уже говорил. А во-вторых, это авторское кино. Это ведь не фантастический блокбастер — массовый зритель на него не пойдет и больших прибылей не будет.
— Как Вы относитесь к тому, что сейчас происходит в российской культуре?
— Вы про все эти скандалы? Особенно у наших театральных коллег? Мне кажется, это вполне закономерно. Худруки люди немолодые, они уходят, а кадровые назначения со стороны Минкульта устраивают не всех. Например, я с интересом наблюдаю за тем, что происходит в «Табакерке» после того, как туда пришел Машков; интересно, что будет делать в МХТ Женовач... Не могу сказать, что поддерживаю или не поддерживаю те или иные кандидатуры, но, с другой стороны, чем больше разнообразия, тем лучше.
— Тогда о Вас. Наверное, всех девчонок интересует вопрос, где Вас можно увидеть помимо съемочной площадки?
— Да, наверное, в любых местах, где происходит что-то интересное. Последний раз — где-то несколько недель назад — был на спектакле «Три сестры» Константина Богомолова. Не могу сказать, что это именно мой режиссер, но захотелось посмотреть, что он делает. Люблю послушать хорошую музыку, а какую — можно понять по моим фильмам, в которых она потом звучит. Взять ту же группу Louna.
— При этом для мелодии гудка Вы выбрали классическую композицию.
— Да, это один из ноктюрнов Шопена. Дай бог памяти, какой именно, но он очень красивый, поэтому я и поставил его в качестве мелодии.
— Судя по интересу к Вам и Вашему творчеству, «Подбросы» будут не последней громкой работой. Чего ждать теперь?
— Как у любого автора, работа над фильмами не прекращается ни на минуту: я уже пишу новый сценарий, но говорить, о чем он, пока рано. Вдруг ничего не выгорит. Но, если все получится, у нас может родиться еще один хороший фильм, так что мы снова на высоком старте.
