Глава Союза журналистов России Владимир Соловьев предложил запретить осужденным общаться со средствами массовой информации, а поводом для этого стало нашумевшее интервью со «скопинским маньяком». Автор идеи увидел в этом популяризацию преступной деятельности, что уже само по себе нехорошо. Но ведь, с другой стороны, если человек отсидел и раскаялся, значит, может считаться такой же полноценной частью общества. Или нет? Что об этом думает телеведущий Владимир Познер, у которого в свое время был целый цикл подобных передач, а также сами сотрудники уголовно-исполнительной системы?
Имя Виктора Мохова, который когда-то похитил двух школьниц, а потом три с половиной года держал их в бункере, бил шлангом, насиловал и травил слезоточивым газом, вновь прозвучало на всю страну. На этот раз — благодаря Ксении Собчак, которая посвятила ему свой новый документальный фильм. В ходе интервью выяснилось, что знаменитый маньяк отнюдь не считает себя таким уж чудовищем, как о нем пишут («Ну оступился немножко, с кем не бывает!»), заявляет, что он хороший, и даже не прочь повторить. «От меня родила и больше не рожает. Надо опять мне заняться ею», — с улыбкой говорит он, когда разговор вдруг заходит об одной из его жертв. Теперь эти высказывания проверяет Следственный комитет, а интернет кипит от дискуссий.
«Безумие! Что вы хотите от него услышать? Уже все всеми рассказано! Что он испытывал? Вы серьезно? — возмущаются россияне. — Вам место рядом с ним, если вы поднимаете его самооценку и значимость!»
«А я считаю, что такие фильмы нужны, — пишут другие. — Во-первых, пенитенциарная система не работает. Во-вторых, зверя нужно знать в лицо».
Вступил в этот спор и Соловьев. Это уже не журналистика, считает он, а скорее скандальный шоу-бизнес. Поэтому вывод может быть только один: запретить осужденным общаться с прессой и писать книги. В США такие ограничения действуют с 1977 года. Теперь главный вопрос: насколько это возможно?
У телеведущего Владимира Познера когда-то был целый цикл материалов, посвященных людям, которым хотелось бы рассказать обществу о чем-то важном, но при этом остаться анонимами. Программа называлась «Человек в маске», а ее героями становились то наркоманы, то сутенеры, то убийцы. Был даже один наемный. То есть самый настоящий профессиональный киллер.
«Поддерживаю ли я запрет давать интервью бывшим осужденным? — спрашивает он в беседе с Daily Storm. — Нет, не поддерживаю. А почему я должен это делать? Почему надо запрещать человеку давать интервью? Если он осужден, если он в тюрьме или в лагере, он их не дает и так, потому что журналистов туда не пустят. А когда он вышел — значит, он уже отбыл свое наказание и он такой же гражданин, как и все остальные. Ведь речь, насколько я понимаю, идет не о том, чтобы брать интервью в местах лишения свободы».
«Да и никакой он не маньяк! — поправляет нас ведущий. — Был бы маньяком — сидел бы в сумасшедшем доме. Это его так прозвали. Это медицинский термин».
По словам Познера, само интервью он еще не смотрел, однако может сказать, что ни о какой намеренной романтизации Мохова не могло идти и речи. Собчак просто выполняла свою работу.
«Почему же он герой? Я думаю, вряд ли Ксения Анатольевна пыталась сделать из него героя, — размышляет журналист. — Ну да, он стал известен. И что дальше? Если он согласен давать интервью и есть желающие его взять, это не есть нарушение какого-то закона!»
«Владимир Владимирович, а как насчет того, что Мохов не прочь повторить свой опыт, о чем открыто заявляет на всю страну? — спрашиваем мы. — Это ли не пропаганда?»
«Но ведь это интервью можно брать, а можно и не брать. Его можно смотреть, а можно и не смотреть! И вообще, я думаю, что эта тема, которая сейчас так широко обсуждается, — она того не стоит. Есть вещи поважнее. В нашей стране есть более серьезные проблемы, чем обсуждение, правильно или неправильно поступила Ксения Собчак!»
Не понимают сути предлагаемого запрета и сами сотрудники уголовно-исполнительной системы. Например, начальник пресс-службы ГУФСИН России по Свердловской области Александр Левченко, к которому мы обратились за разъяснениями, первым делом с удивлением уточняет, о ком именно идет речь: о тех, кто уже вышел, или о тех, кто все еще находится в местах лишения свободы. Хотя и те, и другие, поясняет он, такие же члены общества и имеют полное право выражать свое мнение.
«Насколько я знаю, «скопинский маньяк» уже освободился, — говорит Александр. — А по закону, если он и сам не против дать интервью, то никаких проблем!»
Кстати, пообщаться со СМИ можно и находясь за решеткой. Главное, чтобы это было согласовано с администрацией исправительного учреждения.
«Причем это делали даже люди, которые убили и пять, и шесть, и семь человек (количество жертв было написано у них на табличках), и приговоренные к расстрелу. А в 90-е к такому приговаривали не за курицу какую-нибудь! — продолжает Левченко. — Был даже случай, когда к нам приезжал известный британский журналист Марк Франкетти. Это происходило в «Черном беркуте», где находились люди, которым сначала дали смертную казнь, а после введения моратория заменили ее на 25 лет лишения свободы. И вот, пожалуйста. Первая съемка длилась две недели. Вторая — еще 10 дней. Третья — когда один из осужденных ехал домой. При этом кто не хотел общаться — не общался; никакого давления ни на кого не оказывалось. Вышедший фильм («Приговоренные») потом даже включили в программу 35-го Московского международного фестиваля!»
Так что предложить можно все что угодно, говорит подполковник внутренней службы. Но журналистам тогда тоже надо запретить разговаривать с осужденными. Отдельным указом.
«В любом случае мы исполняем законодательство, и каким бы ни было принятое решение, будем его исполнять. Хотя, как мне кажется, до реализации этих планов не дойдет, — говорит Александр. — Кстати, в том, чтобы взять интервью у маньяка, нет ничего особенного. Были девушки, которые, когда те освобождались, выходили за них замуж и рожали им детей. Одного такого заключенного у нас называли вторым Чикатило».
Бункер, в котором Мохов держал своих малолетних пленниц, больше напоминал большой каменный мешок. Внутри находились двухъярусная кровать, стол, электроплитка и немного посуды. Вместо умывальника девочки использовали тазик с водой. Помещение находилось за тяжелой сейфовой дверью, которую прикрывала металлическая крышка.
И вот спустя 17 лет мужчина снова у себя дома. Ему запрещено посещать массовые мероприятия, находиться на улице в ночное время и покидать Скопинский район без специального разрешения, но в основном без перемен. Разве что тот подвал чуток затопило водой, но это временные трудности…
Отметим, что немногим ранее о запрете брать интервью у преступников высказался глава думского комитета по информполитике Александр Хинштейн. По словам чиновника, он против подобной журналистики, поскольку Мохов чуть ли не бравирует своими подвигами, однако в то же время в ней может быть и серьезный профилактический эффект.
«Когда зритель/читатель/слушатель будет видеть, сколь печально и трагично заканчиваются криминальные похождения, — написал он в своем Telegram-канале, — для многих это станет холодным душем».