18+
Корреспонденты ЯРНОВОСТЕЙ и «Шторма» встретились с Викторией Скрипаль — родственницей шпиона Сергея Скрипаля, на жизнь которого покушались при помощи боевого отравляющего вещества, нанесенного на ручку двери его дома в английском Солсбери. Племянница экс-агента ГРУ рассказала о молодости своего дяди, его коллегах по военному ведомству, их отношениях с ФСБ и о Петрове и Боширове, которых Великобритания обвиняет в покушении на убийство Сергея Скрипаля и его дочери Юлии.
Сергей Скрипаль и Солсбери
— Расскажите о жизни дяди в Солсбери. Почему он поселился там? Тоже из-за собора?
Когда дядю обменяли, его поселили в Англии. Его поселили в служебное жилье как раз недалеко от Солсбери. Когда оформили документы, Сергей Викторович и его жена — Людмила Александровна получили гражданство, а Юля и Саша — только вид на жительство на три года. Буквально через полгода им выделили определенную сумму как беженцам на покупку дома и машины. Предложили на выбор три варианта. Скрипали выбрали этот дом. Когда начинают проводить параллель, что его куратор жил в этом же городе, Солсбери, это выглядит нелепо. Про куратора могу сказать вам отдельно.
— Давайте.
Кто такой куратор, наша семья знала. Они с ним общались, и фотографии, которые ему были предъявлены на первом следствии — просто до смешного — это были фото из семейного фотоальбома. Вы считаете, что человек, у которого три образования, так просто будет хранить в семейной альбоме дома фотографию куратора? Чтобы люди пришли, взяли эту фотографию и всем ее показывали?
— Расскажите еще про куратора...
Сотрудничать они начали еще в Италии. Я знаю, что Сергей Викторович писал о нем донесения и его хотели завербовать, чтобы он работал на нашу сторону. Но тогда не срослось. У них был совместный бизнес по поставке испанского дешевого вина в Россию.
— Этот человек общался только с Сергеем Викторовичем или с остальными членами семьи тоже?
Он общался со всей семьей. Знали, что он не бедный человек, мягко говоря, живет в Испании, имеет английское гражданство. Нам про него рассказывали. Но это было еще при советской власти.
— У Вашего дяди были знакомые за рубежом уровня «знакомый-друг», кроме куратора?
Это был единственный иностранец, с которым у него были теплые отношения.
— Где он сейчас?
Он тоже недалеко в Солсбери жил.
— Его уже нет?
Нет.
— А друзья в России?
Остались, они есть. Но возраст уже ближе к 70 годам. Большая часть женщин — дружили семьями — они остались вдовами.
— Когда давали политическое убежище, Великобритания должна была назначить ему пенсию? Сколько?
Я знаю, что детям назначили 350 фунтов.
— В день?
В месяц. А ему, я не знаю, 600 или 700 фунтов… У них с Людмилой Александровной была назначена пенсия. В российской пенсии ему отказали. Когда он вышел, была положена, но ему сказали, стажа не хватает. Куда делся стаж, я не знаю. Вернее, знаю — его личное дело было сожжено после того, как приговор вступил в законную силу.
— Когда произошел обмен, и он смог уехать в Великобританию — Вы сказали, что он всех позвал с собой. Был какой-то срок, в течение которого надо было собраться? Как долго действовало это предложение?
Нет, он пригласил в гости. Не то что позвал переезжать в Великобританию. Нет. «Я вам сделаю приглашение, вы прилетайте». Обсуждали, сможет ли бабушка полететь.
— Вывезти всю семью он был не готов?
Но вроде и семья была не готова. Нам и тут неплохо. Юля прожила там три года и обратно вернулась в Россию. Хотя ей тут тоже тяжело. Представляете, когда ребенок с рождения привык жить, не как мы с вами. Мы-то жили и талоны знали. А она этого никогда не видела. Для нее детство — это «папа все может, папа все покупает», у нее есть все! И она в среде такой жила. И они жили в своем районе... Почему Вы думаете, что Барвиха именно там? Потому что они все элитой считались. Мы из МИДа, мы из ГРУ! Они по заграницам ездили, и знали, что это такое. Когда папы не стало, когда папу посадили, она первый раз увидела, что такое мир. И оказывается, он такой противоречивый. И оказывается, в нем бывает очень больно. У нее были очень большие разногласия с тетей Людой. Потому что она говорила: «Я хочу поехать в Израиль». Мама говорила: «Денег не хватает», и все, что она заработала, тратила на эту поездку. Она не понимала этого: как себе можно в чем-то отказывать. И человек почти до 18 лет прожил с тем, что ей никогда ни в чем не отказывают.
— То, что она себе ни в чем не отказывала — статус сотрудника ГРУ даже в девяностые такое позволял?
Естественно, зарплата у них была больше, чем у всех. Даже больше, чем у простых сотрудников. Они получали 400 или 500 рублей, когда у тех самая максимальная была 210. Плюс они получали половину зарплаты в валюте. Статус такой, что ты мог пойти во все валютные магазины.
— Последний раз с дядей Вы разговаривали на похоронах? Или после освобождения?
По-моему, в начале февраля. Один на один, как раз никого дома не было. Мы с ним говорили минут 10-15. Но я могла позвонить в любой момент. Нам был дан телефон. Не сразу! Купили телефон с автоответчиком. Договоренность была какая: проходит автоответчик, Юлин голос, я говорю: «Дядя Сережа, возьмите трубку. Это я, Вика». И трубка поднималась. Эти меры предосторожности соблюдались изначально. Потом расположение самого дома. Он не просто так был выбран: за домом есть большой пруд — к нему с задней стороны не подойти, рядом стоят еще два дома. Там тоже особо не протиснешься. Есть только центральный вход. Мы можем пройти через забор, через калитку, через лужайку. Когда нам говорят, что они измазали ручку, то, чтобы измазать ручку, они должны были пройти через забор.
— Камер наблюдения там не было?
Сами они не ставили. Если были камеры наблюдения, нам бы с Вами английская сторона уже показала, как они выходят из дома.
— Вы описывали Вашего дядю как очень активного человека. Ему не было там скучно все эти годы?
Один из наших крайних разговоров состоялся накануне католического Рождества. Он рассказал, что у него появились друзья, что он там с человеком работает. У него семья, и они часто стали его приглашать. Именно этот человек забирал Юлию из аэропорта, у него тоже отняли машину потом. «Мы очень хорошо дружим, — говорит. — И они меня пригласили на свое Рождество, Новый год, я не буду один. Ведь Юля в Москве. Я пойду к ним праздновать. Там дочка приедет. Как раз из Испании. Из Франции сын. Соберутся большой семьей, и я как-то причастен к этой семье». Он говорил, что его поразило, когда они переехали в Солсбери, что на второй день вся улица узнала, что кто-то приехал, все собрались, пришли с пирогами, кто с чем. Знакомиться. Они потом собрали ответный стол. Говорят, вот русское гостеприимство. Нет, это была ответная акция. Когда умерла Людмила Александровна, вся улица пришла выразить свои соболезнования. К плохому человеку никто не пойдет, даже из уважения. Почему ему еще нравился Солсбери? Он позвонил после того, как они отремонтировали дом: «Стою у окна второго этажа и смотрю на соседей. Два пенсионера. Они такие же, как мы. Небольшая тепличка, там помидорчики растут. Ой, он уже огурчики собирает, лучок. Грядочки вскопаны. Как на даче». Почему еще Солсбери? Он вырос именно в доме. В Калининградской области в городе Озерске. Там стоял дом, был свой сад, где все собирались, дед — охотник, куча собак во дворе, хозяйство, это его картинка из детства, и вот она сложилась.
— В такой сложной ситуации компетентные органы с Вами ни разу не беседовали? Я не говорю, оказывали давление...
Нет, не было. С первых же минут, как только я отправила документы, со мной стало работать посольство России в Великобритании. Сначала господин Пшеничный, потом Яковенко подключился. Потом мне позвонили из СКР, руководитель группы попросил меня к ним приехать. Давала показания, чем располагаю, и до сих пор езжу в Следственный комитет, когда я бываю в Москве.
— Как изменились отношения в семье, после того как Вы стали медийным лицом?
Реакцию Юли я, допустим, знала. Знала, что она будет против. Что касается моего с ней предпоследнего разговора, где она на эмоциях говорит мне, зачем, мол, я поперлась на этот Первый канал?! Мы же считаем за правду то, что нам дают СМИ. И Юле тоже внушают. Вот, она очнулась, а ей сразу: «Тебя отравила Россия!» А вот потом она почитала мое интервью Би-би-си, и наш второй разговор с ней был совершенно другой. Я сказала: «Юля, не только у тебя, но и у нас начались проблемы». И не только у меня, но и у сестры. Спасибо, МИД вмешался и помог. А чиновники на местах торопятся в решениях. Выгоняли сестру на улицу с детьми. И все для того, чтобы не было проблем в части. С этой частью на уровне ФСБ пришлось решать вопрос, чтобы ее не трогали. Вот так... Люди перестраховываются. Еще спрашивают: «Что же Викеев (жених Юлии Скрипаль. — Примеч. «Шторма») не выходит на связь?» А его это коснулось, и ему тоже было тяжело. Тем более, он работает в такой структуре — в «Норникеле». Там все работники — бывшие фээсбэшники.
— Что с идеей поездки в Великобританию?
Мы делаем паспорт бабушке, но у нее проблемы со здоровьем. Мы это делаем, но это деньги на ветер. Понятно, что ни ее, ни нас туда не пустят. После того как мы стали говорить: «Нету их в живых», тогда вышла Юля, и что-то нам сказали. А Сергея Викторовича нам никак не показывают. Становится ясно, почему не хотят меня там видеть. Для них, если бы он был жив, чего меня туда не пустить?! Теперь-то я понимаю, что Сергея Викторовича нет в живых, и я бы туда приехала, и сказала: «Он — мертв».
— Вы за свою жизнь никогда не опасались?
Всегда. С первого дня.
— Вы слышали британские новости, связанные с Испанией? О том, что Сергей Скрипаль давал сведения о русской мафии там?
Ничего там такого в Испании не было особенного. Во-первых, он всегда курировал спорт и медицину. Это его два направления — каждый получал свое направление. Первая командировка — он поехал на остров Мальта. Многие его пытаются представить глупым и недалеким человеком, как товарищи говорили, наркоман… Первая его командировка должна была продлиться три года — он пробыл шесть лет. Его еле-еле поменяли, потому что ребенку надо было в первый класс идти. Он едет в командировку в Испанию, после того как пробыл в России полгода, как положено. Первым секретарем посольства. В Испании он опять проработал шесть лет вместо положенных трех. Некем было заменить. Для Юли Испания… Наши с вами воспоминания начинают формироваться от 10 лет и далее, но самый интенсивный момент — это наш подростковый период. Его Юля провела в Испании. Для нее Испания — страна ее мечты. Но если там была вилла?.. Папу уже посадили, кто ей не давал возможность [поехать туда]? Загранпаспорт у нее был. Она летала в Израиль, работала в американском посольстве в паспортно-визовой службе. Пошла туда устраиваться уже после того, как папу посадили. В анкете все написала, и ее взяли на работу. Кто ей не давал уехать в Испанию и попросить там политического убежища? Это было бы не странно. Папа сидит — езжай уже! Куда делась эта вилла?
— Вы упоминали, что нанимали частное детективное агентство. Можете рассказать подробнее?
Да, мне было интересно. Я высказалась негативно по поводу того, что Юля продала родительскую квартиру и купила эту меньшую. Это мое мнение, что купить машину и квартиру — уехать в более худшую — это нет. Последний раз, когда я с Юлей разговаривала, я сказала: «Юля, где твоя квартира? Где твоя машина? Потому что де-юро, кроме тебя, к машине никто не имеет никакого отношения. И если бы эта машина уехала в неизвестном направлении, ее бы никто не искал, и даже не смог заявить в полицию, что она угнана. У нас бы никто не принял заявление, потому что никакого отношения к этой машине мы не имеем. Но сейчас эта машина стоит такая запыленная, иногда приезжают корреспонденты, ее снимают. На нее не дышат, на эту машину, даже собаки не писают на колеса этой машины. И так же твоя квартира. Зная ситуацию, любой гражданин вскрыл дверь и либо сам живет, либо сдает эту квартиру». И мне прораб говорит: «Юля звонила. Сказала ключи тебе не давать, в квартиру тебя не пускать, потому что у нее такое впечатление, что ты хочешь захапать ее имущество. Вы же двоюродные, не родные, особо не общались». Хорошо, Юля звонила. Выясняем номер телефона, по которому она звонила, из распечатки прораба. Выясняем, что девушка — ее лучшая подруга Гульнара — она летала в Лондон после всех этих событий. Что Юля купила ей билеты. Это же мне тоже интересно. Значит, что-то происходит. Значит, жизнь как-то движется. Но она почему-то проходит мимо нас, а в дураках оказываться не хочется. Такие вот моменты надо как-то выяснять. Я не могу их выяснить через СК. Они не имеют права давать мне такую информацию. Ну и потом там своя бюрократия есть — это все-таки дольше. Здесь как-то попроще. Также мы и Викеева искали. Мне же было интересно поговорить с человеком, самой лично поговорить с ним.
— Виктория Валерьевна, откуда деньги на детективное агентство?
Я не скрывала никогда, что меня уволили с работы 7 марта в связи со всем случившимся. И когда мне первый раз отказали в визе из-за того, что я безработная, мне Первый канал сказал: «Давай мы тебя к себе устроим на работу, чтобы у тебя была официальная работа, поможем тебе так». Они меня устроили на срочный контракт к себе на работу, с зарплатой 115 тысяч. Я это не скрывала. Би-би-си решило все это показать. Хорошо, ребят, ну вы же все работаете? Мне, чтобы приехать в Москву [из Ярославля], как минимум надо заказать машину или купить билеты. Одна поездка в Москву мне обходится от 10 до 30 тысяч рублей. Я не могу позволить себе за такие деньги просто так ехать. Да, я договариваюсь о гонораре. Все это официально. Что, кто-то не договаривается о гонорарах?
— То есть это деньги с гонораров?
Да, да. Большая часть из них уходит на то, чтобы вот как-то…
— Сейчас общение с детективами продолжается или завершено?
Ну, если мне что-то надо, я могу, конечно [обратиться].
— Такие разовые операции?
Естественно, в Великобританию они поехать не могут. Там они действовать не могут. Я не скрываю, что мне и некоторые британские издания перечисляли деньги.
— Из Великобритании никого не пытались нанять?
Там немного другие законы, все сложно. И там все это будет полукриминально. А полукриминально я не хочу.
— Я точно знаю, что у них легализованы ЧВК. Наверное, и частные детективы должны быть легальны (данный вид деятельности в Великобритании является законным. — Примеч. «Шторма»)?
Может быть, они есть. Я, когда узнавала как... Допустим, журналист без разрешения хозяина в дом зайти не может. Дом в Солсбери сейчас огорожен — там стоит двухметровый забор. Что происходит за этим забором? Мы бы там квадрокоптеры запустили и посмотрели, а они не имеют права этого делать. Не имеют права без согласия запрашивать биллинг по телефонам. Мы бы уже запросили и узнали, где там чего. Они делать этого права не имеют. А полузаконной деятельностью я заниматься не хочу.
— Вам сейчас Первый канал продолжает платить?
До декабря. Срочный договор.
