18+
«...Как въезжаешь в Кемеровскую область, так везде смог, и им дышат люди каждый день. И каждый день умирают от онкологии. Хорошо если у кого найдутся средства уехать из этого ада, а если нет, — обречены жить в нем. Одни наживаются, другие умирают…» — Алла Таркова, жительница Кемеровской области.
Примерно так выглядит жизнь в Кемеровской области — главном российском угледобывающем регионе. Чиновники смело рапортуют — Кузбасс своим углем обогревает 65 стран мира. В дальнейшем сможет и больше. Угольщики стабильно пополняют казну региона — в прошлом году перечислили более 46 миллиардов рублей. Таким образом, говорить о том, что угольная промышленность приносит региону только проблемы, неправильно, считают местные власти.
«Она дает работу десяткам тысяч людей, обеспечивает теплом и светом сотни тысяч человек по всему миру, в том числе и в самом Кузбассе», — звучит в официальном ответе департамента угольной промышленности Кемеровской области.
Как выяснил Daily Storm, за последние 14 лет в области увеличилась заболеваемость раком, астмой. По туберкулезу и психическим расстройствам кемеровчане и вовсе бьют общероссийские рекорды. В прошлом году люди 24 раза собирали митинги. Старались обратить внимание чиновников на проблему. Даже трогательный клип сняли о том, как умирают их дети.
Стоит сразу предупредить: текст будет о больном. Для меня. Когда подруга-землячка узнала, что я пишу, как жители Кемеровской области безуспешно борются с угольными разрезами и за свое здоровье, она с упреком спросила: «А про Красноярск ты не хочешь написать?» Так уж случилось, что город-миллионник уже много лет живет под «черным небом». Мы, красноярцы, называем так режим неблагоприятных метеоусловий, когда небо затянуто выхлопами ТЭЦ, алюминиевого завода и многих-многих несанкционированных источников. Мы выходили на митинги, писали петиции, требовали ответов и мер, но дальше пустых разговоров в чиновничьих кабинетах дело не сдвинулось. Выбор у нас остался невеликий: уезжать из города или рожать больных детей и вставать в очередь в новенький онкоцентр. Его нам построили федеральные власти по специальной программе. Можно, конечно, еще просто надеяться, что пронесет. Происходящее в Кемеровской области — как под копирку.
Представьте ситуацию: вы мать двоих детей, живете в небольшой деревне. И вдруг вам в голову приходит мысль снять клип, в котором после промышленных взрывов на карьере дети замертво падают на землю. Возможно, у вас талант, может быть — проблемы с психикой или же вы живете в 400 метрах от угольного разреза. С ролика «Ангелы здесь больше не живут» и началось мое знакомство с соседями: жителями Кемеровской области.
В южной части Кузнецкого угольного бассейна есть небольшой город Киселевск. В нем живут около 100-110 тысяч человек, а по площади он в 16 раз меньше Москвы. Но Киселевск не просто город, он — угольный разрез. На территории, где живут люди, действует девять открытых промышленных площадок. Девять! А что из себя представляет один карьер? Это подчас 200 метров в глубину, километры в длину и ширину, гигантские машины, сирены и взрывы. И добывают уголь прямо под носом у жителей — в 300 метрах от домов. Так выглядит разрез «Участок Коксовый», он находится в центре города. Под его отвалом долгое время прожил Роберт Чегодаев.
«Дом потом продали. Конечно, дешевле, чем хотелось бы, но все-таки удалось убраться оттуда в более благополучный район. В средней части города до сих пор живут около 30 тысяч человек. Всего хватает: и пыли, и грохоту, постоянные взрывы. Весь город слышит. Как на войне», — рассказывает пожилой мужчина.
Исторический центр, где до сих пор живет почти треть населения города, находится на месторождениях угля. Киселевск обязан ему своим появлением. Добывать полезные ископаемые здесь начали почти на 90 лет раньше, чем основали город. С 1950-х годов разработку вели подземным путем — в шахтах. За городом действовали два угольных разреза, но со временем они разрослись до такой степени, что отвалы оказались на территории Киселевска. А к началу 2000-х годов стало понятно, что подземная разработка нерентабельна, говорит мужчина.
«Из-за большой загазованности шахты уходили все глубже и глубже, добывать уголь стало дороже. Шахты стали нерентабельны. Их закрыли. Но дело не только в этом. Из-за шахт нарушены участки земли. Вместо них под видом якобы рекультивации разрабатывают карьеры. Даже санитарно-защитных зон нет: они либо по подошве отвала установлены, либо по краю карьерной выемки. Анекдот!» — говорит Чегодаев.
По концентрации формальдегида, фенола, оксида азота, мышьяка, меди, кобальта, цинка в Киселевске постоянно фиксируют превышение — в 3-12 раз, рассказывает мужчина. Киселевск в своей беде не одинок. 54 населенных пункта Кемеровской области находятся вблизи угольных карьеров. Местные экозащитники по спутниковым картам насчитали на территории области 100 тысяч гектаров, занятых предприятиями угледобычи открытым способом: отвалы, углепогрузочные станции, склады и промышленная территория.
В прошлом году, по подсчетам активистов, в Кемерове прошли 24 митинга против засилья угольных разрезов. Протестующие требовали провести рекультивацию земель и запретить открытие новых карьеров. На фоне всех этих событий в марте горит «Зимняя вишня». В пожаре гибнут 60 человек. 40 из них — дети. В Сети ползут слухи: жертв больше, власти это скрывают. Истерика нарастает. Люди выходят на несанкционированный митинг. Три тысячи человек у здания администрации скандирует: «В отставку!». Власть в лице вице-губернатора Сергея Цивилева встает перед людьми на колени.
В Красноярске существует байка о работающем ферросплавном заводе. Правда, он не работает. Его хотели построить, но в 2012 году люди собрались на митинг и под натиском общественного протеста от планов властям пришлось отказаться. За последние пять лет красноярцы почти год прожили под «черным небом». На фоне ухудшающейся экологической обстановки ферросплавный завод «воскрес». По крайней мере, в воображении людей. Все мы пытались найти причину постоянного смога, а ответы чиновников были до того невнятные, что доверие к ним падало так же стремительно, как и несуществующий ферросплавный завод загрязнял наш воздух.
Что-то подобное произошло и с кемеровской «Зимней вишней». Когда люди обвиняли чиновников в сокрытии реального количества жертв, причину нужно было искать не только в массовом психозе.
Daily Storm, попросив теперь уже губернатора Сергея Цивилева посмотреть народный клип о жизни у угольных разрезов, получил от его помощников поразительный ответ.
«Существующие экологические проблемы в Кемеровской области — следствие не только деятельности промышленных предприятий. На ситуацию влияют и выхлопные газы транспорта, и печное отопление частных домов, и многие другие факторы», — заявил тогда Роман Быков, руководитель управления по работе со СМИ администрации области.
Ответ, достойный чиновников Красноярска. У нас тоже виноват частный сектор. Правда, почему пыль в домах розоватого цвета, ответа никто не знает. Кемеровские чиновники тоже не смогли ответить, почему в регионе за последние 14 лет вдвое увеличилось число людей, страдающих бронхиальной астмой. Если в 2004-м ею страдали 19,5 тысячи человек, то уже к 2017-му их стало 33,4 тысячи. Болезнями органов дыхания кемеровчане страдают чаще, чем любым другим недугом, включая травмы, — на 1000 человек приходится 310 больных с установленным диагнозом. Возможно, именно эти параметры учитывают статистики, прогнозируя ожидаемую продолжительность жизни: у кемеровчан она на три года меньше, чем у среднего россиянина.
Мы запросили в администрации региона данные по заболеваемости за два года: прошлый и 2004-й, когда статистики отмечали низкий объем угледобычи. Оказалось, что за это время увеличилась не только добыча угля, но число впервые выявленных злокачественных новообразований — 10,5 тысячи против 8,5 тысячи в 2004-м. Интересно, что четыре года назад — в 2014-м — чаще всего рак развивался в трахеях, бронхах и легких (14% от всех впервые выявленных случаев). Но 2017-й прошел для кемеровских онкологов под знаком рака груди: 1233 случая, или 11,7% от общего числа впервые выявленных новообразований.
Показатели по заболеваемости туберкулезом и умственной отсталостью в два и более раза превышают общероссийские значения. По информации департамента охраны здоровья населения Кемеровской области, в прошлом году на сто тысяч населения в области приходилось 196 больных туберкулезом (в России — 109; превышение в 1,8 раза). Умственно отсталых в области в 2,4 раза больше, чем в среднем по России. Конечно, два последних недуга, один из которых инфекционный, а другой – психический, сложно связать с грязным воздухом. Или нет? Вопрос издания о том, проводились ли в регионе исследования о влиянии экологической обстановки на здоровье населения, в администрации оставили без ответа.
Ежегодно от одной тонны добытого угля в атмосфере остается 3,8 килограмма загрязняющих веществ. За последние 10 лет этот показатель, если верить данным администрации региона, снизился — на 900 грамм. В прошлом году Кемеровская область побила рекорд — предприятия добыли 240 миллионов тонн угля. Признаться, страшно высчитывать, сколько килограмм вредных отходов в итоге оказалось в кемеровском воздухе. Но в администрации тут же успокаивают — 90% выхлопов совершенно безопасны для людей.
«Основную долю в выбросах загрязняющих веществ в атмосферный воздух от предприятий по добыче угля составляет метан — порядка 91%. Он является основным парниковым газом, класс опасности для данного вещества не установлен. Физиологически метан может вызывать отравления лишь в очень высокой концентрации», — говорится в ответе главного управления по работе со СМИ администрации Кемеровской области.
Правда, в нем чиновники не ссылаются на результаты исследований или замеры постов наблюдения. Возможно, потому что ссылаться не на что. В Кемеровской области одна сеть мониторинга состояния атмосферного воздуха. Она насчитывает 18 постов наблюдения: по восемь в Кемерове и Новокузнецке, два — в Прокопьевске. Правда, из миллионов известных химических соединений посты наблюдения, например, в Кемерове анализируют только 12 веществ. Оксид углерода, аммиак, анилин, цианистый водород, фенол, формальдегид, взвешенные вещества, диоксид серы, хлорид водорода, сажа, диоксид азота, оксид азота. Как сообщили Daily Storm в Кемеровском центре по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, перечень не менялся еще с советских времен.
«Очень проблематично включить новое вещество. Это и газоанализаторы нужны, и лицензию на них получить нужно, затраты — практически нереально», — сообщила собеседница издания.
При этом, по данным властей, более 60% общих выбросов приходится на предприятия, добывающие уголь. К 2035 году годовая добыча угля будет увеличена почти вдвое — до 420 миллионов тонн. Такие планы прописаны в стратегии развития Кузбасса. Однако объем выработки угля открытым способом, то есть в карьерах, останется на прежнем уровне — 210 миллионов тонн в год. Остальное будут добывать в шахтах. По крайней мере, по планам.
«Несмотря на сложнейшую экономическую ситуацию, инвестиции угольщиков в охрану окружающей среды ежегодно растут. В 2016 году на эти цели угольными предприятиями было затрачено один миллиард рублей, в 2017-м — более одного миллиарда 100 миллионов рублей», — говорится в ответе администрации области.
Здесь круг мог бы замкнуться: промышленники выделяют деньги, власти — сохраняют спокойствие, а жители области, критикующие эко-активистов за раскачивание лодки и желание убить угольную отрасль, а вместе с ней регион, непременно нашли бы сторонников. Если бы не одно «но».
Как мы узнаем, что воздух грязный? Мы можем чувствовать першение в горле, можем увидеть смог или дымку над городом, можем получить данные сети мониторинга. Но загрязнение не будет считаться таковым, если не превышены предельно допустимые концентрации, или ПДК. Они устанавливаются главным санитарным врачом России, действуют по всей стране, и без специального образования в этих данных разобраться сложно. Однако здесь и кроется то самое «но».
В мае 2018 года главный санитарный врач России внес изменения в гигиенические нормативы ПДК. Из 16 пунктов 11 повышают уровень предельно допустимой концентрации загрязняющих веществ — в 10 раз. В большинстве случаев речь идет об умеренно или малоопасных веществах. Чтобы умереть от их воздействия, понадобится в тысячи раз увеличить предельно допустимую концентрацию. Но экологи считают, что завышение показателей и есть та самая борьба за чистый воздух. Правда, только на бумаге.
«Гармонизация стандартов проходит и у нас, но тормозится за счет того, что нет информации о широком спектре веществ в воздухе, и присутствует практика, в которой ПДК не снижают, а повышают, чтобы воздух казался чище. Властям нужно отчитываться, промышленникам — не тратить деньги на дорогую очистку выбросов», — считает руководитель Ассоциации экологических расследований Сергей Михайлюта.
Постановление «Об утверждении гигиенических нормативов «Предельно допустимые концентрации загрязняющих веществ в атмосферном воздухе городских и сельских поселений» — живой меняющийся организм. Последние 15 лет правки в него вносились каждый год. Daily Storm сравнил первую и последнюю версии документов, но системной практики завышения показателей не обнаружил. Напротив, в документ вносятся новые опасные вещества, а подавляющее большинство (больше 600) все эти 15 лет сохраняют изначально установленные значения ПДК. Другой вопрос, что рассчитаны они были еще по советским нормам, говорит член Центрального совета экологической партии «Зеленые» Сергей Шахматов.
«Данные нормативы были разработаны и проверены исследованиями только советскими СЭС. Чтобы пересматривать нормативы в сторону ужесточения, нужны современные исследования влияния тех или иных концентраций на здоровье. Но, к сожалению, деньги на такие исследования не выделяют», — говорит Шахматов.
В докладе Всемирной организации здравоохранения 2017 года об эволюции качества воздуха приводятся стандарты максимальных разовых концентраций ПДК, разработанные в СССР в 1956 году. На удивление, по ряду веществ нормативы так и остались неизменными. Но интересно другое. ВОЗ на основе многолетнего анализа разработала рекомендации по концентрации веществ, при которых не возникает канцерогенный эффект — а именно формирование и размножение раковых клеток. К примеру, по формальдегиду российские нормативы лишь вдвое меньше значения, после которого, по мнению ВОЗ, риск возникновения рака уже не считается незначительным. В 2013 году в Кемерове средняя за год концентрация формальдегида превысила ПДК в 3,2 раза. Такие данные приводятся в ежегодном докладе о состоянии и охране окружающей среды администрации области. Но уже к 2017 году концентрация формальдегида перестала превышать ПДК.
«Резкое снижение среднегодовой концентрации формальдегида в 2014-2016 годах связано с введением новых санитарно-гигиенических нормативов», — объясняют составители доклада.
Итак, что мы имеем? Большой промышленный регион, в четырех тысячах километров от столицы, где добывают уголь, большая часть которого уходит на экспорт, убогие сети мониторинга с минимальным количеством анализируемых веществ, опасность которых определяется по советским нормативам, и людей с неприятными, а то и вовсе смертельными болячками. И никому, кроме местных жителей, до этого нет никакого дела.
Но мы затронули только проблему загрязнения воздуха. А есть еще реки. По данным доклада департамента природных ресурсов и экологии Кемеровской области, концентрация взвешенных веществ (а это — та самая пыль, что поднимается с карьеров) в реках Аба, Ускат, Средняя Терсь за последние пять лет увеличилась вдвое. В воде превышены предельно допустимые концентрации железа, марганца, фенола, азота нитритного и аммонийного, нефтепродуктов. Экологические активисты не устают публиковать ролики, на которых с поличным ловят угольщиков, сливающих карьерные воды в реки.
С подругой-землячкой в тот вечер мы еще долго сокрушались о судьбе родного Красноярска. Мы обе оттуда уехали. Она хочет здоровых детей, а я — перевезти семью. Мы благодарны властям за строительство новенького онкоцентра, но стоять в его очередях почему-то не хочется.
