18+
Современные протестующие идут на улицы с негативной повесткой, не имея позитивной. Они недовольны тем, что происходит во власти, но не знают, что предложить взамен. Для начала — все снести, а уже потом разбираться и дебатировать, как строить «новую Россию будущего». И в принципе, это даже понятно и логично, поскольку если лидеры оппозиции начнут выяснять это сейчас, то они разругаются уже на этом этапе. Отбросив былые и неминуемые будущие разногласия, они сосредоточились на борьбе за власть. А там — будь что будет, если даже это приведет к событиям, похожим на 1991 год, когда распался Советский Союз. Единственная незадача — у либералов и демократов 90-х был лидер, имя которому Борис Ельцин, и желание пересадить страну с социалистических рельсов на капиталистические. То есть какая-никакая, но программа. У сегодняшней «уличной» оппозиции нет ни единого лидера, ни программы: за все хорошее, против всего плохого. Чтобы понять, что общего с внесистемными оппозиционерами нашего времени у советских диссидентов и демократов первой волны, политический обозреватель Daily Storm Никита Попов пообщался с последними и уточнил, как они видят то, что происходит сегодня в Москве.
Первый министр экономики РФ в 1992-1993 годах, а сегодня председатель политического совета незарегистрированной Партии перемен Андрей Нечаев относится к категории советской ученой интеллигенции. В 1975 году он с отличием окончил экономический факультет МГУ, защитил кандидатскую диссертацию в 1979-м, после чего вплоть до 1991 года работал в Центральном экономико-математическом институте и в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса Академии наук СССР. Затем Нечаев перешел на госслужбу и до 1993 года был министром экономики России. Он являлся одним из авторов рыночных экономических реформ, однако покинул правительство из-за несогласия со сменой экономического курса.
Активно занимаясь последние годы общественно-политической деятельностью, встречаясь и общаясь с молодежью, Андрей Нечаев пришел к выводу, что пропасти между старыми и новыми демократами нет никакой. Либерализм, по его словам, понятие вневозрастное. Свобода слова, свобода мнения, свобода СМИ, права человека, честные и независимые суды и все остальное было актуально 30 лет назад, остается актуально сейчас и будет актуально через 30 лет.
При этом борьба современных либеральных оппозиционеров с властью все больше напоминает Нечаеву историю борьбы диссидентов с советским режимом.
«С точки зрения реакции власти, — уточняет политик, — в те времена формально была очень демократичная Конституция, но она всерьез властью не рассматривалась как документ прямого действия, который требует исполнения. На мой взгляд, в этом направлении мы движемся и сейчас. Давление на участников массовых протестных акций, против людей, которые пытались совершенно в рамках закона принять участие в выборах, — все это больше напоминает наше советское прошлое».
Нечаев считает, что в Москве оппозиционеры «играли по правилам», но им в этом отказали. В то же время у внесистемных либералов и демократов есть серьезная проблема, которая сказывается на их действиях, отмечает он. Эта проблема — отсутствие единого лидера, и Алексей Навальный, по мнению Нечаева, не способен им стать.
«Есть ошибки, связанные с тем, что оппозиции не удается добиться единства. Беда демократической оппозиции — и это, кстати, отличие от ситуации конца 80-х — начала 90х — нет единого мощного лидера, каким был Борис Николаевич Ельцин. Алексей Анатольевич [Навальный], с моей точки зрения, под это не подходит. Это моя личная оценка, но она совпадает с мнением других людей из этого лагеря», — делится мнением Андрей Нечаев.
«У него не вполне ясные политические взгляды. Он мечется, — продолжает демократ. — Уж точно его нельзя отнести к либералам, что в данном случае не критически важно, но тем не менее. Он мечется от национализма до анархизма. Ну и плюс, я бы сказал так, из собственного опыта, он плохо умеет лавировать, плохо умеет находить общий язык и компромиссы».
Схожего мнения придерживается известный советский диссидент и правозащитник, председатель правления Сахаровского центра Вячеслав Бахмин. Оппозиционной деятельностью он начал заниматься после событий в Чехословакии в 1968 году. Неоднократно заключался под стражу за распространение антисоветской литературы. С 1969-го по 1970-й был арестован и находился в Лефортовской тюрьме до момента, пока не был помилован специальным указом Президиума Верховного Совета СССР. В 1980 году его снова осудили, но уже на три года за «распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» (статья 190.1 УК РСФСР). После распада Советского Союза Бахмин с 1991-го по 1995 год работал в российском Министерстве иностранных дел, ему был присвоен ранг чрезвычайного посланника II класса. С 1995 года оставил госслужбу и занялся исключительно правозащитной деятельностью.
В разговоре с Daily Storm Вячеслав Бахмин отметил, что о либералах 90-х годов тоже нельзя говорить как о единой массе людей с едиными идеалами, поскольку одни пришли в это движение из «структур власти третьего-второго эшелона. Некоторые пришли из диссидентского движения. Некоторые пришли из технократической интеллигенции. Все это разные ветви либерализма 90-х годов».
Бахмин четко проводит границу между представителями диссидентского движения советского времени, демократами первой волны и современными внесистемными либералами. По его мнению, в Советском Союзе диссиденты не боролись за власть, а вели своеобразное нравственное сопротивление режиму. Никто не ждал реформ, но при этом никто и не верил, что страна может распасться на национальные квартиры. Добиться хотя бы каких-то минимальных изменений в те годы можно было, лишь подняв широкую кампанию с использованием ресурсов западных СМИ.
«Сейчас совсем другая история, — указывает Вячеслав Бахмин. — Есть возможность и есть надежда, что ситуацию можно изменить, если действовать всем вместе, если есть позитивная программа. Тем более некоторое недовольство в стране растет, и этот фактор можно использовать для того, чтобы прийти к власти. Совершенно не сомневаюсь, что большинство этих оппозиционеров как раз про власть и думают, чтобы к ней прийти».
У диссидентов в СССР не было ни малейшей надежды на получение власти, а потому не было никаких четких планов и программы того, что будет, когда они все-таки дорвутся до рычагов государственного управления. Не было также в принципе понимания, как управлять страной при переходе от социализма к капитализму. Именно по этой причине за такие дела взялись люди, которые не были диссидентами, а были выходцами из интеллектуальной ученой среды СССР — вроде Егора Гайдара и Анатолия Чубайса. Они, по словам Бахмина, «какое-то время были кабинетными учеными, но просчитали и поняли, каким образом можно перестроить страну для того, чтобы хотя бы экономика была другой. С серьезными потерями и рисками они это сумели сделать, взяв на себя всю ответственность».
Что менять и как менять сегодня? Предложения есть и у самой власти, и в среде специалистов, убежден директор Сахаровского центра. Один из таких людей, которых называют системными либералами, — Алексей Кудрин, ранее возглавлявший Центр стратегических разработок. Однако у либералов, которые сегодня хотят прийти к власти, разное отношение и к его предложениям, и к программам других ученых и аналитиков.
«Есть [в оппозиции] люди более левых настроений, есть более правые, более консервативные, менее консервативные. Они сходятся только в одном: так дальше жить нельзя. А вот как жить дальше — об этом еще предстоит очень много дискуссий, разговоров и борьбы. Кто победит — зависит от того, как сложится политическая ситуация», — говорит Бахмин.
Правозащитник согласен, что у внесистемной оппозиции не выработана позитивная программа: «И я могу понять почему. Как только каждый из них начнет вырабатывать позитивную программу, они разругаются. Именно потому, что будут с чем-то несогласны. И программа Навального, и программа Гудкова могут быть очень разными. Даже если они их сейчас и имеют — они их не озвучивают <…> Есть вещи, с которыми согласны все: борьба с коррупцией, изменение судебной системы, прекращение репрессий, свобода для выражения своего мнения, свобода СМИ и так далее. А вот дальше… Там есть абсолютные либералы, которые считают, что ответственность за социалку люди должны нести сами, а не государство. Есть, наоборот, абсолютные социальщики, которые считают, что государство должно за все отвечать. На этом будут большие баталии и расхождения».
Уличные беспорядки, столкновения, на которые сознательно, по мнению директора Сахаровского центра Вячеслава Бахмина, пошли лидеры оппозиции, с их точки зрения безусловно оправданны. Санкционированные митинги предсказуемы и мало на что влияют, а выход людей на улицы открывает их организаторам «окно возможностей», делая ситуацию непредсказуемой. А значит — непредсказуемы и результаты протеста. Оппозиционеры, работая на радикализацию улицы, играют на руку себе. Раскачивая ситуацию, они мобилизуют на свою сторону все большее количество граждан. Неминуемые столкновения с правоохранительными органами в таком случае работают на десакрализацию власти.
Смелость лидеров внесистемной оппозиции относительно диссидентов советской эпохи признает и один из авторов Конституции РФ Игорь Безруков. В 1990-1993 годах он был председателем подкомитета по правовой защите комитета Верховного Совета по законодательству, членом Конституционной комиссии Съезда народных депутатов, работал над проектом Конституции России. Безруков — автор второй главы Конституции «Права и свободы человека и гражданина».
«Тогда диссиденты были не те — сейчас они смелее. Новодворская и прочие оказывались в психушке. Как сказала мне тогда одна дама, занимающая сейчас высокий пост, которую я очень люблю и уважаю, хотя мы и спорили, ругались с ней и ссорились... Она сказала, что диссидентам место в психушке, имея в виду советских. И правильно сказала. Намекали людям, что знают, кто в правительстве дурак, и орали, что надо власть свергать», — вспоминает Игорь Безруков.
По прошествии многих лет он разочаровался во многих своих соратниках первой волны демократов. На деле они оказались назывными либералами, а хотели лишь перераспределить власть и получить как можно больше денег.
«Когда ругают 90-е годы и прочее, всех этих демократов, добавляя мягкий знак, то таких вот дер(ь)мократов я и сам бы «убивал». Для меня это обидно, — признается Безруков. — Нас немного осталось, тех, которые и Конституцию писали. Ворюги в принципе не должны были появиться. Правоохранительные органы тоже сначала были нормальные, они поддержали нас сначала. Есть же генералы КГБ, которые демократами были, все такие из себя. В итоге сейчас многие из них попадаются на махинациях и крышеваниях. Вот это как? Если я, допустим, поддерживал приватизацию, то я не поддерживал прихватизацию. Предполагалось, что мы играем честно. Но нами воспользовались».
Говоря о своем отношении к молодым оппозиционным либералам, Игорь Безруков напоминает, что сейчас он адвокат, а не политик. Да, есть люди, которые ему нравятся, как Дмитрий Гудков и частично Алексей Навальный, но есть те, которые не нравятся, как Геннадий Гудков — потому что он бывший сотрудник КГБ.
Сопредседатель Московской Хельсинкской группы Валерий Борщев, в отличие от многих соратников по диссидентскому и демократическому движению, фиксирует в современных протестующих несерьезность. Выходец с факультета журналистики МГУ, Борщев с 1973-го по 1978 год был членом КПСС. В 1980 году он ушел в подполье — грозило уголовное преследование за участие в деятельности Христианского комитета. Все учредители организации оказались под следствием. В середине 80-х его деятельность была оценена КГБ как антисоветская пропаганда.
«Они современные, молодые, порывистые, эмоциональные, сумбурные, чего, боюсь, не хватит. Порыв — это хорошо, но противостоять системе долго, в течение нескольких лет, быть готовым к жертвам — этого у них нет. Но они могут научиться», — рассуждает Борщев.
Старый диссидент отметил, что сегодняшняя внесистемная либеральная оппозиция делится на два лагеря: те, у кого есть программа, кому есть что предложить стране, и те, кто только призывает выходить на улицы, чтобы выпустить пар: «У более старых людей, у того же Явлинского, есть программа. Даже Кудрин, друг Путина, у него, в общем-то, есть представление. А вот люди Навального — смелые, эмоциональные, обличают власть. Та же Соболь, конечно, яркая натура, но что строить и какой выбрать путь — этого, конечно, у нее нет».
Основная проблема всех протестующих — попытка усидеть на двух стульях. Люди отказываются идти на серьезные потери. Пять дней в неделю они учатся или работают, по выходным выходят на улицы пошуметь, но потом снова — учеба, работа и, конечно, возможность уехать в отпуск на пару недель.
«Мы же не надеялись на быстрый успех. Мы исходили из того, что это наша личная позиция. Таковы наши принципы, иначе жить не можем и готовы идти на жертвы. В конце концов, почти у всех у нас впереди были лагеря и уж по крайней мере потеря профессии. Я был журналистом, работал в «Комсомольской правде», а потом — пожарным в Театре на Таганке. У меня в трудовой книжке так и записано. Профессию, конечно, я потерял. Сергей Адамович Ковалев тоже потерял профессию, а он биолог, научный работник. Люди шли на серьезные потери и изменения своей жизни и ценностей. Сейчас все-таки есть возможность совмещать привычный образ жизни с протестом, и это расхолаживает», — размышляет сопредседатель Московской Хельсинкской группы Валерий Борщев.
Комментируя акции протеста в Москве, несанкционированные митинги и уголовные дела, Борщев рассказал, что при уполномоченном по правам человека в России Татьяне Москальковой создана группа, которая займется разработкой предложений по корректировке закона о митингах. По словам правозащитника, необходимо действовать только в правовом русле.
«Несанкционированные митинги стимулируют изменение закона, но увлекаться ими не стоит. А такие люди есть, которые только несанкционированные акции и предпочитают, — говорит Валерий Борщев. — Только в исключительных случаях... Вот был «Марш матерей», в котором я участвовал. Там никого не тронули. Во-первых, там были женщины, матери, а во-вторых, шествие по бульвару. Никаких неудобств для транспорта и других людей. Никого не взяли. Но это напоминание, что закон плох и его надо менять».
